Когда Рафа́эль вдохновенный

      Пречистой Девы лик священный

      Живою кистью окончал,—

      Своим искусством восхищенный,

      Он пред картиною упал!

      Но скоро сей порыв чудесный

      Слабел в груди его младой,

      И утомленный и немой,

      Он забывал огонь небесный.

      Таков поэт: чуть мысль блеснет,

      Как он пером своим прольет

      Всю душу; звуком громкой лиры

      Чарует свет и в тишине

      Поет, забывшись в райском сне,

      Вас, вас! души его кумиры!

      И вдруг хладеет жар ланит,

      Его сердечные волненья

      Все тише, и призра к бежит!

      Но долго, долго ум хранит

      Первоначальны впечатленья.

      Коварной жизнью недовольный,

      Обманут низкой клеветой,

      Летел изгнанник самовольный

      В страну Италии златой.

      «Забуду ль вас, – сказал он, – други?

      Тебя, о севера вино?

      Забуду ль, в мирные досуги

      Как веселило нас оно?

      Снега и вихрь зимы холодной,

      Горячий взор московских дев,

      И балалайки звук народный,

      И томный вечера припев?

      Душа души моей! тебя ли

      Загладят в памяти моей

      Страна далекая, печали,

      Язык презрительных людей?

      Нет! и под миртом изумрудным,

      И на Гельвеции скалах,

      И в граде Рима многолюдном

      Все будешь ты в моих очах!»

      В коляску сел, дорогой скучной,

      Закрывшись в плащ, он поскакал;

      А колокольчик однозвучный

      Звенел, звенел и пропадал!

      Он не красив, он не высок;

      Но взор горит, любовь сулит;

      И на челе оставил рок

      Средь юных дней печать страстей.

      Власы на нем, как смоль, черны,

      Бледны всегда его уста,

      Открыты