– Вот сейчас ты сказал?

      Энки изобразил, как смотрит на часы, задрал до локтя куртку и рукав всмятку, близко поднёс голую руку к левому глазу.

      – Через семь минут с учётом твоих переодеваний, которые так взволновали командора, я сказал.

      Нин ещё попыхтела и замолчала. Они добрели до подножья Энки-инкубатора. Теперь здесь густейшая заросль, хоть брей. Нин подошла к свае, мощной и обомшелой, задрала голову.

      – Кто в этом теремочке живёт. – Прозвучало вполне примирительно и разумно.

      Орудуя в кустах и заодно ныряя в сараюшку со связкой старых ботинок на двери, Энки радостно отозвался:

      – Один замечательный парень.

      У свай росло древо. Смешно сказать, Нин в смятённых ещё мыслях спутала его с каменным столбом из тех первых, что в давние времена собрал сам Энки. Доброе и большое, как дом, оно вгрызлось в камень, лезло в окно, расселось ветвями на террасе, а здесь внизу изобразило лестницу. Нин его узнала.

      Энки многозначительно пообещал:

      – Покажу тебе… Если хочешь, конечно, потратить пару минут на самое яркое впечатление жизни.

      Нин покорно согласилась потратить. Он немедленно опять исчез и появился за секунду до исчезновения – от него часто оставалось такое впечатление, от его передвижений. Он выдернул из-за спины какую-то коробку на палке. В коробке была дырка. Нин сообщила своему лицу выражение крайней заинтересованности. Энки помахал сооружением.

      – Скворечник называется это.

      – Да-а?

      Энки сразу вскипел:

      – Удивительные вы. Это домик для птицы. Чтобы птица жила. Местная, ты её не делала. Скворец. Полон домик птичьей душкой. Прилетает, селится, живёт… любовь, яйца и прочее. Вот я тебе покажу. Это ты участвуешь в истории…

      И полез по дереву. Сразу скрылся в поросли, высунулась голова – нос и подбородок. Вихры запутались.

      – Я тебя не очень вижу.

      Энки со скворечником спустился на пару веток. Лазил он по веткам, как птица или те – новые, которых