Ну, здравствуй. Ты снова стоишь одиноко

      Среди тишины и света окон, да уличных ламп.

      Позволишь, я тоже встану в тени ночного квартала?

      А может, ты хочешь поговорить?

      Ну, да, согласен. Не мне судить повадки того донжуана,

      Что сердцем играясь, решил испить нежность сего нектара.

      Прости, задевать не хотел. Ты ведь знаешь,

      Что я целомудрен и сер. Понимаешь, не мне говорить о любви.

      Да и при том, хоти, не хоти, мне ее не найти.

      С моим нежеланьем к интиму идти и страсти предаться в ночи…

      Меня хоть лечи, а хоть не лечи, я такой есть, пойми.

      Тебе надоело со мною стоять? Все же простишь, и к нему в кровать?

      Я понял. Ну ладно. Буду молчать. А ты побежала

      Кричать и стонать, да тьмы благодать разгонять.

      Раскололся! Разломался!

      Развалился и взорвался!

      Мир огнем покрыла вновь

      Черно-красная любовь,

      И тоскливой тишиной

      День наступит роковой.

      Я его предвидел ране,

      Я боялся полюбить,

      Раскололся! Разломался!

      Сердце больше не взрастить,

      А оно кроваво-черной

      Веной извергает кровь

      И тебе шептает скромно:

      «Не пойму твою любовь».

      Есть одно место на земле и всё живет там в мрачной тьме.

      Там лунный град стоит стенами, что ровняют с небесами.

      А стены те черны, ужасны и пики их очень опасны.

      И даже птица возле пик не остановится на миг.

      Мелькают силуэты стражи, что охраняют град бесстрашно,

      И на посту они отважны, перед врагом и смертью даже.

      А вид охранной башни важен – он мил богатым экипажам.

      Тут разбоям, да и кражам, не бывать во взгляде вашем.

      Так огромны и черны, строго встали там дворцы.

      Под луною и с тоскою там сидят все мудрецы, все советники главы.

      Есть Глава, и он – Министр, так решили все Магистры.

      Правит Черным Градом он, держит все под кулаком.

      От готического вида все дома стали обвиты

      Возвышением души, но и темной мерзлоты.

      Церковь страх скорей наводит, а народ так не заботит.

      Ангел не летает тут, он боится, что убьют.

      Рыцари идут по граду, все в броне, словно из Ада.

      Хоть