В тесном дворике, который Гаэнкельти выбрал для встречи, точно лохмотья на ветру, трепалось клочьями пламя факелов. Окруженный карликовыми вишнями и плакучими остролистами, Ксерий крепко стиснул свою хору, так, что захрустели костяшки пальцев. Он обводил взглядом мрак примыкающих к дворику галерей, бессознательно подсчитывая своих людей, еле видных во мраке. Обернулся к тощему колдуну, стоявшему по правую руку, Кемемкетри, великому магистру его Имперского Сайка.

      – Тебе этого достаточно?

      – Более чем достаточно, – негодующим тоном отозвался Кемемкетри.

      – Не забывайтесь, великий магистр! – одернул его Скеаос, стоявший по левую руку от Ксерия. – Император задал вам вопрос!

      Кемемкетри напряженно, словно бы нехотя склонил голову. В его больших влажных глазах отражались двойные языки пламени.

      – Нас здесь трое, о Бог Людей, и дюжина арбалетчиков, все при хорах.

      Ксерий поморщился.

      – Всего трое? То есть ты и еще двое?

      – Тут уж ничего не поделаешь, о Бог Людей.

      – Разумеется.

      Ксерий подумал о хоре в своей правой руке. Он легко мог унизить надменного мага одним лишь прикосновением, но тогда их останется только двое. Как он презирал и ненавидел колдунов! Почти так же, как необходимость пользоваться их услугами.

      – Идут! – шепнул Скеаос.

      Ксерий стиснул хору еще сильнее, вырезанные на ней письмена обожгли ему ладонь.

      Во двор вступили два эотских гвардейца, вооруженные не столько мечами, сколько лампами. Они встали по обе стороны бронзовых дверей, и между ними появился Гаэнкельти, все еще не снявший церемониального доспеха, а следом за Гаэнкельти – человек, закутанный в черное холщовое одеяние с капюшоном. Капитан подвел посланца к нужному месту – туда, где смыкались и пересекались круги света от четырех факелов. Несмотря на яркий свет, Ксерию были видны лишь губы посланца да левая щека, наполовину закрытая капюшоном.

      Кишаурим… Для нансурцев не было слова ненавистнее – разве что скюльвенды. Нансурских детей – даже детей императора – воспитывали на страшных сказках о языческих колдунах-жрецах, об их развратных обрядах и бесконечном могуществе. Само это слово пробуждало ужас в душе нансурца.

      Ксерий попытался перевести дыхание. «Зачем они прислали кишаурима? Чтобы убить меня?»

      Посланец откинул капюшон, расправив его по плечам. Потом отпустил руки – и черный балахон упал наземь, открывая