1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций. Д. О. Чураков

Читать онлайн книгу.

1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций - Д. О. Чураков


Скачать книгу
исследователь Д. Дж. Рейли[139], а согласно закону[140].

      Несмотря на постоянную череду преобразований, вплоть до 1917 года крестьянское самоуправление так и не удалось полностью вписать в систему государственного управления. Сфера его деятельности замкнулась на локальный уровень. Выше волости политическая инициатива крестьян не допускалась. К 1913 году действовали губернские и уездные по крестьянским делам присутствия, а также земские участковые начальники. В их функции входил надзор над органами крестьянского самоуправления.

      Сами же уездные и губернские органы власти от крестьянского самоуправления никак не зависели. Управление здесь находилось в руках представителей центральной власти: урядников – в уездах, губернаторов и генерал-губернаторов – в губерниях. Генерал-губернаторы назначались в столичные губернии или окраинные территории либо для управления несколькими губерниями или областями, объединяемыми в особую административную единицу – генерал-губернаторство или край[141]. На должность губернатора и генерал-губернатора могли претендовать только князья, графы, бароны и прочие представители высшей аристократии[142]. К примеру, генерал-губернатором Москвы был Великий князь Сергей Александрович, убийство которого И. П. Каляевым 4 февраля 1905 года стало важным событием Первой русской революции[143].

      С 1864 по 1892 гг. создаются губернские, уездные и городские органы самоуправления. Среди причин, толкнувших самодержавие на этот шаг, называют, как правило, развитие в стране капитализма. Считалось, что благодаря рынку вся инфраструктура общества усложнилась настолько, что прежний аппарат управления оказался не в силах нормально руководить им. Среди предпосылок реформ самоуправления называлась отмена крепостного права. Имелось в виду, что отмена рабства дала возможность охватить самоуправлением большую часть общества[144].

      Сегодня подобные схемы, рождённые типичным европоцентризмом, вряд ли можно признать достаточными. На Западе, действительно, рост буржуазных отношений мог стать единственной причиной реформ в сфере управления. Переход от феодализма к капитализму там сопровождался приобщением населения к местному управлению. Не могли не сказаться в странах Запада темпы и размах капитализации общества. В России ситуация была в корне иной. Известно ведь, что дискуссии о темпах развития и зрелости русского капитализма не утихали вплоть до периода сталинской индустриализации. Понятно, что возникли они не на пустом месте. Среди причин, породивших эти дискуссии, были и особенности русского капитализма, и его относительная отсталость[145]. Но если подобное было актуально применительно к началу XX века, то к середине XIX века это было актуально ещё в большей мере.

      Кроме того, капитализм рос в России как уклад, параллельный по отношению к традиционной экономике страны. Отсюда его верхушечный характер. Первоначально буржуазные


Скачать книгу

<p>139</p>

Рейли Д. Дж. Политические судьбы российской губернии: 1917 в Саратове. Саратов, 1995. С. 80.

<p>140</p>

Сборник законоположений о крестьянских и судебных учреждениях. Тула, 1899. С. 71.

<p>141</p>

Россия. 1913 год: статистико-документальный справочник. СПб., 1995. С. 263.

<p>142</p>

Герасименко Г. народ и власть (1917). М., 1995. С. 29.

<p>143</p>

См. Фишер Л. Жизнь Ленина. М., 1997. Т. 1. С. 73.

<p>144</p>

Отметим, что подобная трактовка восходит ещё к классической дореволюционной историографии, формировавшейся в конце XIX – начале XX вв. под сильным воздействием позитивизма, в том числе западничества и экономического материализма. См., напр.: Ключевский В. О. Сочинение в 9 томах. Т. 5. Курс русской истории. М., 1989. С. 277.

<p>145</p>

Краус Т. Своеобразие русского исторического процесса: о дискуссии Л. Д. Троцкого и М. Н. Покровского // Историческая наука России в XX веке. М., 1997. С. 200–216; Соколов В. Ю. История и политика. (К вопросу о содержании и характере дискуссий советских историков 1920-х – начала 1930-х гг.). Томск, 1990. С. 28–109.