Цветёт в народе нация

      Когда народа много

      А нация не в силах усвоить звукоряд

      И буквы остаются в высохших цветах.

      И буквы остаются в непонятой истоме

      И нация теряет силы от народа

      Не хватает нации буковок своих

      И остаётся в уме – горечь всей истомины.

      Чтоб восхититься этюдом

      Мастерица желает потрогать лобок

      И лобок мастера наложить со своим

      Провести исполнение танцев в истоме

      Своей лобок мастерица в дыму не полегла

      Чаяла жаждала прикоснуться к нему

      Нагнись бездна стоеросовая

      Пропой мастерица хорошее

      Мычит зубрёшка дойная

      Вздыхает на ходу

      Бежит к зубру еловому

      И топчет липку бежию.

      Тень косая лежит на цветах

      Тень косая проникла в глаза

      Не видит всеселья в дырах мысли

      Половодья гребней и забвения огня.

      Тень косая прядёт бары-хоромы

      Хороводья цепляет в пень колоду она

      В хороводьях буквиц засыпая людишки

      Пень колоду пиная и нелёгкие сны

      Красота тенькая цветарная

      Небесным светом, буквой и тьмой

      Как поделиться с её красотой

      И продолжать мне родимый Поиск.

      Родимый поиск прёт и прёт:

      Мозги вздуваются на прочность

      Штаны снимаются всем скопом

      Я остаюсь в белье красивом

      Плывёт лазурная ладья

      Она обходит пень-колоды

      И каламбуры не сдаёт

      А пишет классные амуры

      А бурелом растёт-растёт

      Ладья лазурная плывёт

      Родимый поиск прёт и прёт

      В белье красивом я рисуюсь.

      Пахнет пахучая липа медком

      Подозреваемости скрывает в лике своём

      Буковки лика красиво цветут

      Схлопнуться в осудимость они не дают

      Запах и звуки подозрительности есть

      Прокуроры стремятся её натянуть

      Судимостью сделать мешком на коне

      Запахом липы, игры интеллекта

      Липа судебная – липа потешная

      Липа судебная к судом прикипевшая

      Перезвоном пахучим и сладостным звоном:

      Строку подсудебную вяжет она.

      Нас пинали слёзы – молчали

      Вся подсудная шушера