Вечером я аккуратно отклеила повязку, промыла татуировку теплой водой и смазала ранозаживляющим. Полюбовалась на себя, хотя пока выглядело это ужасающе. При нанесении было больно – то ли я отвыкла от боли, то ли кожа в этом месте такая нежная, но мне показалось, что я легче перенесла месяц набивки по сегменту огненного цветка на спине, чем одного небольшого рисунка сейчас.

      Старый мой мастер смотрел на меня с удивлением и ворчал: ему никак не верилось, что девушка с розовыми волосами и совсем другим лицом, которую он помнит, и я – один и тот же человек. Пока я не показала ему спину. Он удовлетворенно хмыкнул и успокоился.

      – Свою руку я всегда узнаю, – сказал он гордо, заправляя аппарат, – чудно́, конечно, но чего не бывает на нашей Туре.

      Катя, на удивление, не отказалась и выбила себе на запястье йеллоувиньский иероглиф «свобода». Прямо поверх шрамов. И, в отличие от меня, не шмыгала носом.

      Я не стала комментировать – видимо, после побоев мужа это для нее не было болью. Да и у каждого свои способы борьбы с личными демонами. Я только надеялась, что рядом когда-нибудь появятся иероглифы «счастье» и «любовь».

      После ужина я позвонила Мартину. Как-то странно было провести целый день, не поговорив с ним – тем более что повод имелся.

      – Привет, ваше высочество, – сказал он своим глубоким низким голосом. – Жива?

      – После бесконечного числа жалоб, которое ты выслушал, утирая мне нос, умереть было бы невежливо по отношению к тебе, – хмыкнула я и прислушалась: кажется, в трубке раздавались тихие мужские голоса. Любопытство взяло свое. – А ты где?

      – Слышу типичные интонации ревнивой жены, – смешливо сказал барон, – еще немного – и готова будешь под венец. С друзьями, пьянствуем у Алекса.

      – О! – обрадовалась я. – Как раз! Мартин! Хороший мой! Ты ведь меня любишь, да?

      – Я уже боюсь, – с нотками паники произнес он. – Что, для тебя надо кого-нибудь убить? Ты так подлизываешься, только когда хочешь попросить меня о чем-то непотребном.

      Я рассмеялась.

      – Все прилично, клянусь.

      – Жаль, – сказал он вкрадчиво, – я как раз думал, что у меня все до неприличного правильно в жизни.

      Я в очередной раз отметила, насколько же он хорош с этими своими соблазняющими перекатами. Да, у кого-то фетиш – плечи или глаза, а у меня, видимо, голос.

      – Не отвлекай меня, – строго произнесла я, и он удовлетворенно хохотнул, – потом отработаешь совращение невинных дев. Мартин?

      – Да, Марина? – с великосветскими интонациями откликнулся он.

      – Моя Катя хочет просить Александра Даниловича о работе. Ей очень нужно, Март!

      Он помолчал, потом, видимо, вышел куда-то – мужские голоса пропали – и уже серьезно проговорил:

      – Девочка моя, ты в курсе, что она темная?

      – Еще со школы знаю, – упрямо и обиженно сказала я. – Ты же общался с ней, Март. Видел, какая она.

      Он вздохнул.

      – Дело в том, что у Алекса пунктик по поводу