Ночью мне приснилась тётя. Она грустно на меня смотрела, а затем покачала головой и отвернулась. И я поняла, что она не хочет на меня смотреть, потому что разочарована. У меня было уже несколько шансов попытаться его убить, или выдать заговорщикам, был шанс приблизиться, став любовницей, а что делаю я? Ничего. И более того, я почти что обожала его в тот момент, когда он появился в участке посреди допроса. И теперь мне за это просто невероятно стыдно. Как легко я забыла всё то, чем жила почти пять лет. Это странно, но с момента поступления на службу мне словно бы дышалось с каждым новым днём немного легче. Чёрная, удушающая ненависть, сжигавшая меня изнутри и свернувшая весь мир до одного единственного человека и мечты о кинжале в его сердце, начала отступать. И с одной стороны это делало мою жизнь куда более радостной, чем раньше, а с другой мне было стыдно. Нет, мой план отомстить никуда не делся, но, не ощущая привычных приливов злости при мысли об Императоре, я чувствовала себя последней дрянью, и уговоры самой себя, что «месть – это блюдо, которое подают холодным» как-то не помогали.

      Так что проснулась я в прескверном расположении духа, ненавидя себя за слабоволие и бездействие ничуть не меньше, чем Ашш-Ольгара. А ведь надо встать и пойти, как ни в чём не бывало стоять на каком-нибудь совершенно ненужном посту, вежливо улыбаться на туповатые шуточки напарника и делать вид, что я совершенно не замечаю любопытно-липких взглядов придворных. Надо хоть дело полистать – будет о чём подумать, подпирая очередные неиспользуемые двери… Вчера я не смогла – день был ужасно длинным и насыщенным, и вымотал меня невероятно.

      Я быстро собралась и раскрыла папку. Но не успела даже имя заявителя прочитать – в дверь постучали, и я, после коротких раздумий и колебаний – всё же вчерашний день заставил о многом задуматься – отправилась открывать.

      – Ика, –