Пять ран Христовых. Юлия Викторовна Ли-Тутолмина
Читать онлайн книгу.
в коей чудесным образом сочетались правильные линии, сияние юности и силы, чуткость сердца и твердость пытливого ума. Мечтательница, натура любознательная, порывистая и склонная к запретному, она притягивала особыми чарами. Казалось, Мадлен явилась откуда-то с неба. Говорила, что ни попадя, но речи ее завораживали.
Еще в далекой Польше, рано научившись читать, юная девица Кердей много времени проводила в библиотеке, погруженная в труды Гиппократа, Галена, арабского ученого Авиценны. «Канон врачебной науки» в переводе Герхарда Кремонского поглотила с небывалой легкостью. В то время как Михаль был погружен в труды по теологии, Мадлен увлеклась алхимией и даже магией, находя ее учением будущего, в которой меньше чуда, но больше науки, мастерства управляться стихиями, веществами, цветом. Магию она называла дружественным союзом Природы и Творца.
Часто, спрятавшись в кабинете отца, Мадлен глядела, как бубня под нос он смешивал какие-то порошки и шипящие жидкости, изготавливал мази или выпаривал камни. А «Магический архидокс» мессира фон Гогенгейма, известного как Парацельс, был любимой ее книгой, с которой нередко засыпала, сжав в объятиях.
Строки, полные пророческого смысла, полные чудесных откровений, распускались подобно бутонам фантастических цветов, являя свет Истины. Она – человек, она суть сути, и нет над нею никакой иной силы, кроме той, что сокрыта внутри. И этот свет рассеивал мрак тоскливого существования.
Так Мадлен превращалась в вольнодумца для мира, в котором жила. Королева была личностью внутренне свободной, более того, чем могла это показать. Она сумела узреть истинную сущность большеглазой девочки с вздернутым носом и упрямо поджатыми пухлыми губками.
«Этим губам впору шептать томные нежности, а не сентенции Демокрита, – смеясь, говорила Катрин. – Но и сентенции Демокрита из ее уст кому угодно вскружат голову».
Мадлен часто замечали за чтением литературы не всегда благопристойного содержания. Нередко ее можно было наблюдать сидящей в самом темном углу, за самым дальним столом, склоненной над книгой, которая лежала на коленях, чаще искусно законспирированная псалтырем. Она не сдерживала себя в высказываниях, вступала в жаркие споры с учителями на темы, что и дьявола могли вогнать в краску, приводила в пример то теорию Демокрита, то парировала учением Платона – ведь монахини сами дали возможность ознакомиться с трудами и того, и другого, сколь ни противоречивы они были!
А порой, когда монахини, всплеснув руками, восклицали:
– Да где же сказано, что внутренности – плоть бренная – есть суть Господа Бога нашего?
– Каждая частичка – суть нечто большее, чем Господь Бог. И это Нечто есть в каждой частичке! – отвечала Мадлен с невозмутимым спокойствием.
– Откуда ты это вычитала?
– Это мои мысли.
В тот злосчастный день королева беседовала с Мадлен с самого утра до позднего вечера и была удивлена уму и характеру юного существа, великодушию