Бетти, – говорит он себе.

      Надо думать про Бетти.

      Не про дождь, не про холод, не про слякоть, не про это вот всё. Про Бетти. Бетти, Бетти, Бетти. Тонкие пальчики перебирают пальцы его руки, пухлые губки бормочут какую-то считалку, как же там… Эники-Беники ели вареники… нет, не так… Сорока-ворона кашу варила… тоже не так… он уже не помнит… не помнит…

      Бетти…

      Еще один дом срывается с места, надвигается огромной массой, угрожающе скрежещет колоннами, ощеривается башнями.

      Он сворачивает в проулок, стены которого тут же приходят в движение, опрометью бежит по лестнице, которая извивается под ногами.

      Бетти.

      Выжить. Ради Бетти. Вернуться. Ради Бетти.

      Сорока-ворона кашу варила…

      Дома обступают – величественные дворцы, исполинские замки, анфилады, колонны, бельведеры, бельэтажи; угрожающе поводит башнями горделивая ратуша, рядом извиваются причудливые ступени какого-то дворца…

      (Бетти).

      Он бежит в последний оставшийся проулок между домами, маленький проулок, который сужается всё больше…

      (Бетти)

      …он спотыкается, заставляет себя не падать…

      (Бетти, Бетти, Бетти)

      …а дальше города нет, а дальше трасса, уходящая из ниоткуда в никуда, а дальше…

      Кто-то хватает его, тут же получает кулаком в грудь, кто-то орет – ты чё, блин, своих не признал, тут же добавляет слова, от которых даже у бывалого солдата уши сворачиваются в трубочку…

      Он переводит дух.

      (Бетти)

      Свои.

      (Бетти)

      В изнеможении опускается на траву, только сейчас понимает, как все тело бьет мелкая дрожь…

      Враги близко.

      Еще не здесь, нет-нет, вы их не увидите на широких улицах, на площадях, на извилистых лестницах, на бульварах. Их здесь еще нет. И даже на горизонте вы не увидите темную полосу, которая неумолимо приближается, и в небе не разглядишь темные вражеские стаи.

      Но враги близко.

      Город замирает, затихает, прислушивается.

      Вздрагивает, потревоженный далеким шорохом.

      Снова ждет.

      Враги близко.

      – Стой!

      Здание оперы уже готовится раздавить крохотную фигурку солдата – человек разворачивается, вытягивает руку:

      – Стой! Не прогоняй меня.

      Опера замирает, взбрыкивает колоннами. Тут же корит себя, зачем она застыла, зачем, зачем, негоже людям знать, что понимают оперы и дворцы человеческие слова. И что не может дом растоптать человека, не поднимется у дома ни колонна, ни башня, чтобы превратить живое человеческое сердце в кровавые ошметки, – про то людям тоже знать не положено.

      А тут на тебе.

      – Стой! Не прогоняй!

      Опера не согласна, опера грозно скрежещет, надвигается, всем своим видом показывает, что она тоже не лыком шита,,

---

Скачать книгу