– А ну-ка, оборотись ко мне лицом, брат мой.

      Голос, прозвучавший со ступеней, принадлежал высокому, худому старцу с длинной, седой бородой, которая жидким ручьём стекала по коричневому одеянию. Лицом старец был сух и морщинист, желтоватая кожа обтягивала кости не хуже, чем на полковом барабане. Большие, выцветшие глаза поблёскивали фанатичными искорками. Не иначе, важная персона, потому что толстый служитель едва из своего платья не вывернулся в резком развороте.

      – Ну, и как дела твои, брат? Есть успехи в сборе пожертвований?

      Служитель понурился и даже отвис некоторыми местами дородного тела.

      – Совсем о душе не радеют люди! Ни ломаной монетки не бросили…

      – А чего это в кружке побрякивает?

      – Да я туда гвоздичков положил – для пробуждения у народа энтузиазма к пожертвованию.

      – Пробудил?

      – Да ни черепка! – служитель спохватился и поспешно осенил лицо символическим гончарным кругом, – Спит энтузиазм.

      – А вот у других братьев будить получается.

      Старец обличающе ткнул костлявым пальцем в сторону съёжившегося служителя.

      – А у тебя только храмовую похлёбку трескать хорошо получается! Вот и решили мы с братьями отправить тебя в мир – слово Гончарово народу нести. Авось и похудеешь заодно, а то ведь правильно тут люди кричали: скоро в ворота храма пролезть не сможешь!

      – Так они это не мне кричали! – возмущённо взвился служитель, – Это ему вон!

      Старец оценивающе глянул на Марвика и презрительно фыркнул.

      – А ему в храм и вовсе незачем. Гвардейца в храм только бутылкой и можно заманить.

      Марвик гордо выпрямил спину и втянул живот.

      – Я службу бросил!

      – А пить-то вряд ли! Да и вообще, не о тебе разговор, грешник ты беспробудный… А ты ступай, брат, к людям. Неси им свет слова Гончарова. А мы тут за тебя пред Гончаром попросим… Вот прямо после обеда просить и начнём. Ступай!

      И старец чинно удалился, демонстративно хлопнув массивной дверью на прощание.

      – Знаю я, как ты там после обеда радеешь – храп на всю улицу!

      – Ты Гончара-то побойся – пробормотал Марвик, – Видно же – заслуженный старикан, измождённый в бдениях. Заморенный, можно сказать!

      – Да видел я, как он себя морит! – обиделся служитель и даже пухлой ручкой взмахнул возмущённо, – Куда только и лезет столько?! Я так думаю, худоба у него от глистов, вот что!

      Марвик вздохнул удручённо, подтолкнул служителя к воротам,