Едва транспортный самолет миновал границу рейха, как тучи рассеялись. Под крылом заблестели снежные вершины Баварских Альп. Моторы, размеренно, гудели, Откинувшись в покойном кресле, закутавшись в кашемировый плед, Максимилиан пил кофе. Бригадефюрер, разумеется, не пользовался обычными рейсами, со стальными лавками вдоль фюзеляжа и гремящим под ногами полом. Самолет, из личного парка маршала Геринга, передали рейхсфюреру. Машину оборудовали креслами, итальянской кожи, устройством для варки кофе и пепельницами, балтийского янтаря. Максимилиан смотрел вниз, на голубую, стылую бездну:

      – Лучше бы мы вывезли и вещи из Альтаусзее, с Янтарной комнатой и другими сокровищами. Гентский алтарь и Мадонна из Брюгге в шахтах, но не мешает о них позаботиться… – Мадонну успели отправить на восток, перед наступлением союзников в Бельгии:

      – Очень хорошо, что бандиты нам не помешали, – солнце заиграло в отполированных ногтях Макса, – и вообще, надеюсь, что пресловутый Монах сдох, не дожидаясь освобождения своих гор. Вкупе с мадам Тетанже… – по приказу рейхсфюрера, СС, в случае отступления, взрывало сталелитейный завод и шахты Мон-Сен-Мартена. Несмотря на отчаянное положение на фронтах, Максимилиан не смог сдержать улыбки:

      – Все складывается, как нельзя лучше… – ему было немного жаль, что в самолете, кроме ящиков с золотом, не стояли полотна Рафаэля и Тициана, но шторх поднялся в воздух, когда русские танки вкатывались на аллею, стреляя по ресторану Гунделя. Максимилиан не хотел рисковать жизнью:

      – У меня скоро ребенок родится. Малыш должен расти с отцом. Я слишком долго гонялся за мальчишкой, чтобы его сейчас упустить… – бригадефюрер славился хладнокровием и точностью стрельбы. Месье де Лу получил ранение в колено:

      – Но это для начала… – Максимилиан обернулся к шторке, отделяющей задний отсек самолета, – он еще уйти пытался, на одной ноге… – оглушив мальчишку рукоятью пистолета, Максимилиан, быстро наложил жгут, выше раны. Месье де Лу требовалось доставить в рейх живым и относительно невредимым.

      Подтащив мальчишку к самолету, Макс увидел трясущиеся губы Петра Арсеньевича. Никакую оборону он, конечно, не стал организовывать:

      – Оберштурмбанфюрер, – презрительно подумал Макс, – аристократ. Если бы он так меня ни боялся, он бы сбежал отсюда, быстрее ветра… – мальчишку Макс устроил на полу двухместной кабины Шторха:

      – Взлетайте… – велел он русскому, –