Почти все время до полудня фараон вместе с военачальниками занимался продумыванием плана осады. Кого где поставить, какие отряды отвести, как прикрыть броды и протоки – задача оказалась сложной. Лишь ближе к обеду, когда жара стала совсем уж невыносимой, был объявлен перерыв на отдых.

      Возвращаясь со свитой к барке, Ах-маси еще издалека заметил понуро стоявших на берегу людей.

      – По твоему повелению, великий государь, доставлены те, кто часто ходит к беженцам! – подскочив, браво доложил десятник.

      – Хорошо, – поднимаясь на барку, милостиво кивнул фараон. – Давай их ко мне по одному.

      – Но, господин…

      – Такова моя воля!

      Первый – щупленький старичок – оказался местным, к тому ж перевозчиком, следовательно, мог знать протоки. Ну и раз был задержан, значит, частенько заглядывал к беженцам.

      – Беженцы? – Не вставая с колен, старик изумленно выкатил глаза. – Не знал, что общаться с ними запрещено, великий царь!

      Ах-маси ухмыльнулся:

      – С чего ты взял, что запрещено?

      – Но твои воины…

      – Ты хорошо знаешь беженцев? Отвечай!

      – Не всех, великий государь.

      – Расскажи, что знаешь. Что-нибудь интересное.

      Таким же образом пошла беседа и со всеми остальными, из которых двое оказались местными, а четверо – обозниками. Ну уж у этих-то жучил было чем меняться! Впрочем, пока их моральный облик фараона не очень интересовал. Интересовало другое.

      И это «другое» Ах-маси-старший, кажется, сегодня нашел. Почти все задержанные упомянули о какой-то молодой женщине, неутомимо наводившей красоту, сидя на высоком холме, с которого открывался прекраснейший вид на крепостные стены. Имеется ли у этой женщины зеркало? О, конечно, а как же без этого? Хорошее такое зеркало – большое, серебряное, менять его на что-либо женщина отказывается, видать, не из бедных. Да-да, не из бедных, при ней ведь служанки-рабыни. Вдова почтенного землевладельца, ждущая удобного случая вернуться в свое поместье.