– … А ты в самом деле вернулась ко мне? Или может быть, просто приехала погостить? – с нежностью спрашивал консул у Ивонны, пряча карточку обратно в карман.

      – Но ведь я же здесь, ты видишь? – отвечала Ивонна весело и даже несколько вызывающе.

      – Странно, – заметил консул и, нерешительно привстав, взял рюмку, которую Ивонна разрешила выпить своей властью вопреки ему самому и голосу, выпалившему скороговоркой: «Джеффри Фермин, дурак ты безмозглый, только попробуй, только попробуй выпить, я тебе морду разобью, я плакать буду, идиот ты этакий!..» – «А все-таки ты молодчина, ты герой. А что, если… понимаешь, я влип, вот ужас».

      – Но вид у тебя просто цветущий, так мне показалось. Ты даже представить себе не можешь, до чего цветущий у тебя вид. – (Консул нелепо согнул руку и пощупал мускулы: «По-прежнему силен как бык, можно сказать, да, как бык!»)

      – Какой у меня вид? – кажется, спросила Ивонна.

      Легким движением она повернулась к нему в профиль.

      – Да разве ж я тебе не говорил? – Консул взглянул на нее: – Ты очаровательна… Загорела. – Говорил ли он ей это в самом деле? – Загорела, кожа у тебя как бронза. Купалась много, – добавил он. – И наверное, дни были солнечные… Конечно, здесь у нас тоже было много солнечных дней, – продолжал он. – Как всегда… Даже слишком много. Несмотря на дожди… А я, знаешь, этого не люблю.

      – Неправда, любишь, – должно быть, отвечала она. – Знаешь, хорошо бы нам прогуляться в этот солнечный день.

      – Что ж…

      Консул сидел перед Ивонной в сломанной зеленой качалке. Наверное, – думал он, – это просто-напросто душа постепенно испаряется вместе со стрихнином, отлетает вопреки Лукрецию, постепенно старея, а тело тем временем многократно может обновиться, если только оно не привыкло, не закоснело в своем одряхлении. Душе, пожалуй, страдания только на пользу, и те страдания, что он причинил своей жене, полезны и даже благотворны для ее души. Ах, не одни страдания, что причинил он. Как быть с теми страданиями, в которых повинен демон супружеской измены по имени Клифф, который всегда представлялся ему в виде купального халата и полосатой, расстегнутой пижамы? И как же ребенок, которого она родила от этого призрака? Странно, но младенца тоже звали Джеффри, он появился на свет еще до того, как она впервые побывала в Неваде, ему сейчас было бы шесть, не умри он от менингита в тридцать втором, когда ему было ровно столько месяцев, сколько с тех пор прошло лет, и случилось это за три года до того, как они с Ивонной встретились в Испании, в Гранаде, и поженились. Вот тогда Ивонна действительно была загорелой, юной, неподвластной возрасту: она рассказала ему, что в пятнадцать лет (кажется, в эту пору она снималась в ковбойских кинофильмах, и один из них, как уверял этот хитрец мсье Ляруэль, никогда их не смотревший, оказал влияние на Эйзенштейна или на кого-то там еще) о ней говорили: «Хорошенькой ее не назовешь, но со временем она будет красавицей»; и в двадцать лет о ней говорили то же самое, и в двадцать семь, когда она вышла за него замуж, это было столь же справедливо, разумеется