Прелестный мот небесных чар, не трать

      Сам на себя дары благой природы!

      Свободная, она ведь может взять

      То, что дарует в долг детям свободы.

      И так, зачем ты, красота скупая,

      Не отдаешь с щедротой то, что щедро

      Тебе дано, без пользы возвращая

      Сокровище в сокровищное недро?

      Имея дело только сам с собой,

      У чар твоих крадешь ты обаянье,

      И в день Суда, за гробовой доской

      Какое ты предъявишь оправданье?

         Бесплодная краса умрет с тобой,

         Но, давши плод, останется живой.

      Those hours, that with gentle work did frame

      The lovely gaze where every eye doth dwell,

      Will play the tyrants to the very same

      And that unfair which fairly doth excel;

      For never-resting time leads summer on

      To hideous winter, and confounds him there;

      Sap check'd with frost, and lusty leaves quite gone,

      Beauty o'ersnow'd and bareness every where:

      Then, were not summer's distillation left,

      A liquid prisoner pent in walls of glass,

      Beauty's effect with beauty were bereft,

      Nor it, nor no remembrance what it was:

         But flowers distill'd, though they with winter meet,

         Leese but their show; their substance still lives sweet.

      Те самые часы, чьей силой властной

      Краса весны так дивно расцвела, –

      Как злой тиран, разрушат вид прекрасный

      И уничтожат все свои дела.

      Не хочет время ждать! Отрада лета,

      Глядишь, сменилась скучною зимой,

      Замерзла жизнь, нет ни листа, ни цвета,

      И спит краса под снежной пеленой.

      Да, если б сок цветов мы в плен не брали,

      Чтоб сохранить следы весны в стекле, –

      С красой бы все дела ее пропали,

      Была б она забыта на земле;

      Сок извлечен, –  и есть предел утрате:

      Хоть нет цветов, –  есть жизнь в их аромате.

      То время, что в труде приятном взор создало,

      Который всех теперь влечет и веселит,

      Тираном станет вновь, как то не раз бывало,

      И прежней красоты навек его лишит.

      Затем что время, вслед за уходящим летом,

      Приводит из-за гор суровую зиму –

      И мерзнет сок в лесу пустынном и раздетом,

      А взор лишь видит снег, безжизненность и тьму.

      Тогда, мой друг, когда благие соки лета

      Не заключил бы рок в стеклянную тюрьму,

      Вся красота его погибла б без привета

      И превратилась в прах, чтоб погрузиться в тьму.

      Но нежный цвет, в экстракт на зиму превращенный,

      Теряет внешность лишь, не запах благовонный.

      Те самые часы, что нам родят

      Прелестный лик, чарующий все взгляды,

      Как злой тиран в тиши готовят яд,

      Чтоб смыть с лица блеск вешнего наряда.

      Ведь время неустанно гонит лето

      К убожеству уродливой зимы,

      Где снегом все, как саваном одето,

      Где листья и цветы – добыча тьмы.

      Когда в стенах хрустального фиала

      Не жил бы вешний запах и зимой,

      То сладость бы его не оживала,

      И память бы о нем была немой.

         Но, извлеченный из цветов, зимою

         Хранит он хоть на вид –