– Что ж ты делаешь-то, Лена, подданных моих калечишь, на них же теперь без жалости и взглянуть нельзя! – Выговаривал мне вечером в шутку Елисей, видный широкоплечий мужчина среднего роста, с синими глазами и немного длинным носом, тридцати лет от роду, вытирая бегущие по лицу слёзы от смеха. Его супруга Василиса, красивая миниатюрная шатенка двадцати двух лет, не говорила ничего – она уже вторую минуту хохотала не переставая, и я уже начала серьёзно подумывать, сколько воды в неё (а может, и на неё) надо влить, чтобы истерика наконец-то закончилась.

      – А что я могу, – тщетно пыталась оправдаться я, надеясь при этом сама не расхохотаться при одном воспоминании об устроенном сегодня «представлении». – Ты же знаешь Пашку, его без веника в себя никак не приведёшь.

      – А половник-то, половник зачем применила? – едва выговорила задыхающаяся от смеха жена царя-батюшки, а по совместительству и моя подруга, удобно расположившись на софе, покрытой красным атласным покрывалом.

      – Вот тут я уж точно не при чём, – искренне возмутилась я. – Это было его личное желание – так сказать, помочь хозяйке, вступиться таким образом за её честь.

      – Ага, помяв при этом честь других. – Елисей готов был кататься по полу от смеха. Впрочем, и катался бы давно, если бы не боялся испачкать свою шикарную шелковую мантию. – Видел я сегодня парочку пострадавших от твоего половника. Вот уж кому не позавидуешь. Синяки по всему телу, и, думаю, не скоро эти отметины исчезнут. Пашкины дружки теперь от одного твоего имени шарахаться будут, как чёрт от ладана. Распугиваешь ты моих людей, Лена.

      – И поделом. Нечего всяких забулдыг слушать да под их дудку плясать, бунты в столице устраивать. Ты лучше расскажи, как вы сегодня поохотились. Заодно и Василиса в себя придёт.

      – Да в общем-то нормально: подышали воздухом лесным, настреляли птицы разной, потравили зверя лютого, похвастались друг перед другом силушкой богатырской.

      – Елисей, давай без вашего народного фольклора, – взмолилась я, взяв с подноса на изящном столике возле софы крупное яблоко с наливным красным бочком. Яблоки я не просто любила, я их обожала и могла есть всегда и в любом количестве, причем даже совершенно незрелые. – А то ты сейчас затмишь своими подвигами всех ваших народных богатырей вместе взятых!

      – Ай-яй-яй, Магдалена, не любишь ты народные сказки слушать, – весело хмыкнул царь, сидя в инкрустированном драгоценными камнями резном кресле и неспешно попивая мёд из золотого кубка. Кубок был