– Пять минут до эфира, Нинка, я стесняюсь спросить, ты так и вылезешь в эфир чучелом?

      – Да на себя посмотри, только ворон пугать!

      Нинка в спешке приводит себя в порядок, все равно в зеркале отражается какой-то бодун во плоти, белая горячка как она есть. Народ с похмелюги увидит, надолго запомнит…

      Да кто эти новости вообще смотреть будет, вы мне покажите идиота, который в новогоднюю ночь станет новости смотреть…

      Ладно, ничего, бывает хуже. В гроб, конечно, и то краше кладут, да Нинке же не в гроб, Нинке же в эфир… Ну что, что опять, в студию вваливается взъерошенный пацан, откуда они только берутся, хочется взять швабру, вымести их всех, как котят…

      – Это… с Владивостоком связи нет.

      – Еще у тебя с чем связи нет? Позвонить туда не судьба было, чтобы наладили?

      – Это… и дозвониться никак.

      – Линия, что ли, перегружена?

      – Да нет… просто… не отвечают. Трубку не берут… как будто нет там никого. Во всем городе…

      – Да не трещал бы ты так, парниша, и без тебя башка трещит…

      – Это… с Хабаровском та же фигня… с Токио… везде, где новый год уже прошел…

      – Это нехило новый год прошел… с размахом.

      – Да нет, я серьезно… – парень приглаживает космы, торчащие во все стороны, – что делать-то будем?

      Цыкин взрывается. Нинка давно уже чувствовала, что Цыкин взорвется, только не знала, когда…

      – А что делать? – ревет Цыкин, – я, что ли, Владивосток этот спасать должен? Все, продрали эфир, мать вашу… давайте уже… обращение этого ставьте… этого… кто там сейчас на троне…

      Нинка покорно ставит обращение этого, который сейчас на троне, Цыкин, все еще злой, разливает шампанское, сыплет проклятиями, люди в студии чокаются…

      Бьют часы…

      Там, где только что стояли люди, вздрагивает темная пелена, тут же исчезает.