Не гляди на ужасные ожоги, иначе тебя вырвет.

      Если не успеешь переключить монитор до того, как муззия двумя пальчиками успеет приподнять капюшон с лица, ты в эту ночь не заснешь.

      Муззий специально показывают на экранах крупным планом, как напоминание о грехе. Они предупреждение, назидание. Они зеркало судьбы.

      Их глаза шаловливы. Две дырочки вместо носа не помеха кокетливым жестам и гонорару, сулящему надежду на операцию.

      Муззии успевают заморозить свои отрезанные разгневанными супругами носы или уши, но долго не обращаются к хирургу, предпочитая хранить важные детали в надежном месте.

      Хуже приходится тем, кого рассерженный супруг облил серной кислотой. Они страшно выглядят в первые дни после казни: вспухшие орбиты белков, волдыри, рваные язвы, кости под обнаженными черепами.

      Жертвы любят позировать перед камерами и великодушно прощать мужьям свои страдания, вздымая шалашики ладоней к небу.

      Но верят ли они? Между богом и ослепшими глазами стоит хозяин. Тот, кто приобрел очередную зверушку в коллекцию.

      Хозяин – бог, судья и палач. Изуродованная муззия становится старшей женой и получает власть выбирать для супруга следующую жертву.

      Удивляет безмятежный ступорный вид несчастных, вера в жизнь, как в обязательный саван для полета на небо.

      – Я тебя найду! – снова завыл голос на экране.

      Ах, проклятие, не успела переключить сайт, и очередная жертва правильноверного супруга выкатила слепые бельма в монитор, издерганные лохмотья губ задрожали, испустив на камеру нити бурой слюны. Они каплями потекли по экрану с той стороны.

      Пора.

      Бегу.

      Свет в туалете.

      Унитаз…

      Порядок.