Разгром. Часть 2. Владимир Колосков
Читать онлайн книгу.
свежей телячьей кожей тугие барабаны, волынка вдруг оставила позади унылые завывания и подхватила их быстрый ритм. Из-за цветного занавеса с нарисованными облаками да заливными лугами появились на сцене два актера – один одетый в обычный мужской костюм, другой – в суконном сарафане пастушки, его девичий образ довершали нелепый русый парик на голове, который заканчивался похожей на мочалку косой, и щедро намалеванные румяна на бледных щеках. Музыка резко оборвалась, давая актерам слово.
– Добро пожаловать в обитель муз, добрые селяне! – начал актер в мужском одеянии, после чего оба актера поклонились, сорвав первую порцию хлопков, смешков, улюлюканья, адресованных в первую очередь разряженной красотке.
– В преддверии драмы, что мы покажем завтра, сегодня позвольте усладить ваши сердца любовной поэмой. Провансальские трубадуры, открывшие нам этот жанр, зовут свои песни «альба», что значит «заря». В землях Фрисляндии эти песни зовут tagewise, то есть утренними. Мы исполним вам утреннюю песню, известную как Песня трех трубадуров и которая за излишнюю фривольность была запрещена самим Папой особой папской буллой «Против актеров», на что вам, добрые жители Шотландии, начхать, наплевать, высморкаться, а порой и более!
Добрые жители Шотландии посмеялись над шуткой, а актер начал выстукивать ногой ритм. Когда зрители притихли, он крикнул: «Музыка!» – и за подхватившими ритм музыкантами начал читать стихи:
Идя через селенье, минул я сеновал
И деву молодую у стога повстречал.
Час близился к закату. Я ей сказал: «Привет!»
Улыбкой лучезарной одарен был в ответ.
И сердце встрепетало в моей груди тогда,
Сказал: «Как вы жестоки со мною, госпожа!
Меня вы покорили, о нимфа юных лет,
Хочу возлечь я с вами, что сил держаться нет!»
Но краской не зарделась прелестница моя,
Сказала: «Расскажите всё, что я знать должна!»
Сказала, что слыхала от опытных подруг:
Актеры молодые не распускают рук,
Они милы и нежны, обходчивы всегда,
И с тем она зазвала на сеновал меня.
Ее за стан я поднял и в сено положил,
Себя ей посвятил я, и был, как мог, я мил
Занавес, застряв посередине, наконец открылся, и в глубине сцены зрители увидели декорации, призванные воссоздавать в воображении публики атмосферу сеновала. По сути же сеновал составляли небольшой стог сена, куда актер положил свою румяную, длинноволосую «прелестницу», невысокая лестница, ведущая к карнизу занавеса, и коса с поддельным деревянным лезвием, покрашенным под железо серебряной краской.
Приобняв взвизгнувшего необычно тонким голосом женоподобного партнера, актер лег с ним в стог и продолжил песню:
Увы! Оцепененье сковало нежный стан,
И потонул в стесненье ее любовный жар.
До ночи