Педагогика для всех. Симон Соловейчик
Читать онлайн книгу.
и в неожиданной встрече любимой, и в покупке пачки вкусных макарон, если очень хотелось их купить, и в победе над опасным противником или над самим собой, и в тысяче, тысяче других пустяковых или крайне важных для нас вещей.
При этом человек обычно чувствует себя счастливым не тогда, когда достигает предела мечтаний, а когда достается что-то сверх ожидаемого, сверх необходимого. Когда он может сказать: «Я об этом даже и не мечтал». Счастье не от того, о чем мечтают, а от того, о чем и не мечтают. Счастье – награда и подарок, ожидающие нас на перекрестке стремлений и судьбы. Поэтому личное счастье и нераздельно. Можно сказать: «Я разделяю ваше горе», но «разделяю ваше счастье»? Можно сочувствовать, но даже и слова нет для обозначения со-счастия, хотя, конечно, люди радуются счастью другого: «Я рад за вас», «Я счастлив за вас», «Я счастлив видеть вас здоровым». Научить ребенка радоваться чужому счастью и не завидовать ему – половина всего воспитательного дела. Но главное – не завидовать! Строго говоря, незаслуженного счастья не бывает. Когда говорят: «За что ему такое счастье?» – то, скорее всего, есть в человеке что-то, за что ему такое счастье и чего мы пока еще увидеть в нем не можем.
Время от времени мы встречаем действительно счастливых людей. Счастливые – как гонцы судьбы, свидетели ее существования и благосклонности. Счастливые помогают нам надеяться, поддерживают наши силы, потому-то дети так любят счастливые концы в книгах и в кино, хеппи-энд. Счастливые – украшение жизни, от них идут волны счастья, им обычно даже и не завидуют – им радуются. Счастливому бывает и самому неловко: кругом беды, а у него счастье, и он говорит: «Мне стыдно, но я так счастлив». Говорят: «Ее глаза сияют счастьем» – и никто не спрашивает почему. А как любят счастливых влюбленных!
Для того чтобы воспитать счастливых детей, возбудить у них стремление к счастью, наш дом может быть и бедным, и богатым, и каким угодно, но необходимо, чтобы хоть кто-нибудь в окружении ребенка был счастлив, заражал его желанием счастья и поддерживал веру в его возможность.
Приходит мама, жалуется на десятилетнего сына, спрашивает, что ей делать. Но чем ей поможешь? Смотрю на нее и вижу, что она глубоко несчастна – скорее всего оттого, что всю жизнь посвятила воспитанию сына, от всего отказалась ради мальчика и теперь глубоко уязвлена его неблагодарностью. Пройдет еще три-четыре года, и в ответ на ее упрек: «Я все ради тебя отдала!» – он поразит ее сердце небрежно-холодным: «А кто тебя просил об этом?»
Маме кажется, что если она все отдает – то, значит, она все дает. В действительности же мальчик обделен, ему недодано главное: у него нет счастливой матери, в его окружении нет счастливого человека. В таких случаях мы обвиняем детей в нечуткости и жестокосердии, но мы не совсем правы. Дети бегут от несчастных, как от заразных больных. Вид несчастного человека подрывает их еще слабую веру в возможность счастья, а им ведь жить, детям, им бороться, им надо верить в лучшее. Что они будут делать без этой веры? И, не понимая, отчего мать раздражает