…третий месяц хожу по городам сам не свой, ищу что-то – сам не знаю, что. Нужно что-то делать – пахать и сеять, ловить рыбу и запастись хворостом на долгую зиму – и я не делаю ничего, я не знаю – зачем.

      Снова вспоминаю, как в тот же вечер строил гробницу для тебя, моя Элл. Снова вспоминаю, как из муки испек хлебцы, и запек в них свою память – чтобы не вспоминать, не страдать от боли. Я хотел запечь в хлебец и память о тебе, моя элл – но не мог, без тебя я перестал бы быть собой…

      Тогда я бросил власть, я ушел из нашего города – не как император, а как простой человек. Я спрятал свою память в башне на островке, и выстроил на зеленом холме твою усыпальницу, Элл…

      Боль… боль… боль….

      Уже не боль утраты – боль чего-то большего, чем может вынести душа.

      Хожу по городам, ищу архив – еще один архив с надписью ХРАНИТЬ ВЕЧНО.

      Потому что – я спрятал память о том вечере, и, побоявшись чего-то, спрятал память о том, как можно спрятать память: вот так же запек рецепт в хлебец и положил его в какой-то башне в каком-то городе.

      И не помню – в каком…

      Ищу рецепт – чтобы снова запечь память о тебе, Элл, и о том, как занес свой меч над тобой, Элл. Запечь – и хранить вечно ту боль, которая никуда не уйдет, которая навсегда останется со мной, как бы я ее не прятал.

      Занавес

      Цокают каблучки.

      Этот звук ни с чем не спутаешь, цокают в переулке каблучки, все сжимается внутри, в джинсах становится жарко-жарко, знаю этот жар, хорошо знаю, еще с того, с первого раза, когда там, с Альфией, еще там, в степи, в безымянной деревушке, в холодном бараке…

      Цокают каблучки. Кровь ударяет в голову, горячая, жгучая, кажется, вот-вот разорвет голову, брызнет фонтаном… схожу с ума, с ума схожу, да сойдешь тут с ума, когда я последний раз… не помню, когда я последний раз, в этом городе не то, что последний раз забудешь, тут самого себя забудешь, потеряешь в переходах метро, в переулках, на базарах, в море огней…

      Выныривает из темноты, вон она, полуодетая, все они здесь полуодетые, лицо открыто, выкрашено чем-то ярким, манящим, перебирает голыми ногами, что ты делаешь со мной, исчадье шайтана, что ж ты со мной делаешь… Сама хороша, все они здесь хороши, глазками стреляет, только и ждет, кто бы ее…

      Кровь разрывает тело, бьется, пульсирует, ищет выход.

      Видит меня, ускоряет шаг, вр-рёшь, не уйдёшь…

      Зажимаю ей рот, ты еще каблуками