Музыкальные диверсанты. Максим Кравчинский
Читать онлайн книгу.вот второй рассказ Марианны Александровны Вертинской:
На Родине отец с головой окунулся в работу: снимался в кино, концертировал, записывал пластинки. В редкий свободный день в его квартире на Тверской, случалось, раздавался телефонный звонок. Без дальнейших расспросов он надевал свой фрак, вызывал аккомпаниатора и спускался вниз, где его уже ждала машина.
А. Н. Вертинский после возвращения в СССР
Пять минут спустя автомобиль въезжал в Кремль. Александра Николаевича и его аккомпаниатора проводили в просторный зал к роялю.
Напротив импровизированной эстрады стоял стол, сервированный на одну персону: фрукты, сырная нарезка, бутылка красного вина «Киндзмараули» и коробка папирос «Герцеговина флор».
Неслышно из портьеры в помещение входил Он.
Легким кивкам приветствовал артиста и коротко взмахивал рукой: начинайте!
«Я пел все, что хотел, – вспоминал Александр Николаевич. – Обычно это продолжалось час, редко полтора. Сталин сидел, пил вино и задумчиво слушал. Потом, не прощаясь, уходил. Денег за эти концерты я никогда не получал, но к праздникам неизвестный адресат порой присылал мне дорогие подарки: рояль, шикарный патефон, сервиз…»
Еще две интересные зарисовки о «русском Пьеро» были озвучены в программе радио «Свобода» под названием «Галич у микрофона» самим Александром Аркадьевичем:
Сижу это я как-то в ресторане ВТО, заказал, разумеется, большой джентльменский набор, не могу, признаюсь, при случае отказать себе в удовольствии погурманствовать. Сижу себе, водочку попиваю, икорочкой заедаю, паровой осетринкой закусываю, как говорится, кум королю и благодетель кабатчику. Официанты вокруг меня кордебалетом вьются, в глаза заглядывают, знают, поднимусь – никого не обижу, каюсь, любил я в молодости покупечествоватъ. Но только я за десерт принялся, слышу: «Разрешите?» Поднимаю глаза от тарелки, батюшки-светы, собственной персоной Вертинский! «Сделайте, – говорю, – одолжение, Александр Николаич, милости прошу!» Садится это он против меня, легоньким кивочком подзывает к себе официанта, доживал там еще со старых времен старичок Гордеич, продувной такой старикашка, но в своем деле мастер непревзойденный, и ласковенько эдак заказывает ему: «Принеси-ка мне, милейший, стаканчик чайку, а к чайку, если возможно, один бисквит». У Гордеича аж лысина взопрела от удивления: от заказов таких, видно, с самой октябрьской заварушки отвык, да и на кухне, надо думать, про чай думать забыли, его, чаек этот, там, наверное, и заваривать-то давным-давно разучились. Но глазу нашего Гордеича был цепкий, он серьезного клиента за версту чувствовал, удивиться-то старый удивился, а исполнять побежал на полусогнутых, сразу учуял, хитрец, что здесь шутки плохи.
И ведь, можете себе представить, как по щучьему велению, и чай нашелся, и бисквит выискался.
Пока мне счет принесли, пока я по-царски расплачивался, выкушал это мой визави свой чаек, бисквитиком побаловался, крошечки в ладошку смахнул, в рот опрокинул и тоже за-кошелечком тянется. Отсчитывает