Площадь Революции. Книга зимы (сборник). Борис Евсеев
Читать онлайн книгу.
дело, буква-любовь. Но и ложе. А значит – и ложь на нем!
О – охи обиженных. Озера орущих. Орды отринутых.
Щ – тут, конечно, защип и пощечина: ущучу тебя, Волюн, прищучу! По щекам отхлещу!
А – начиналось бы слово с этой буквы! Выдержала б революция плевки и затрещины, клевету и доносы. А – начало начал: абсолют, алый атом!
Д – дым и доля. Для Бога далекого – дом.
Ь – мягко стелешь, революция. Да жестко с тобой спать! Как бы со знаком этим коньки не откинуть.
Р – реванш. Решиться на него, решиться!
Е – евангельская, едва слышимая, негласная весть. Где-то рядом с революцией она летала. Да не услышали, упорхнула.
В – воля! Волюшка! Но и волынка вечная с этой волей…
О – океан вод подземных. Ох, страшно! Озноб по органам, оргия оркестра!
Л – удвоение любви. Это к кому ж, – по буковке двойной, – любовь мне удвоить?
Ю – юность – на юру. Юдоль юродивых… Юноша из ЮКОСа, наконец!
Ц – уцепистая буквица. Церебрально-циррозная. Цефалы и псы цепные ее зубами ухватили, на ней повисли!
И – нет смысла выше этого соединительного союза! Нет стиха истинней Экклезиастова, этой буквицей весь мир соединяющего:
И то еще я увидел под солнцем: место суда, – а там нечестье, место праведного, – а там нечестивый…
И еще я увидел все угнетение, творимое под солнцем…
Вот слезы угнетенных, – а утешителя нет им,
И в руке угнетателя сила, – а утешителя нет им!
И прославил я мертвых, что умерли давно…
Но толкование букв – это было еще не все.
Жизнь букв! Тайно бушующая в них вражда и приязнь возникали и вспыхивали вслед за несовершенным человеческим толкованьем.
Моргая крашеными ресницами, Воля видела: буквы из этих двух слов – слов сильных, сладостных – начинали внезапно уничтожать, подпихивать друг друга в пропасть. Иные же из них на краю этой пропасти дерзко совокуплялись.
«Так… Так… – шептала Воля. – Это что ж вы тут у нас, миленькие, на краю пропасти творите?»
П налезало на Р, – и соединение их символизировало сперва прыткий «пиар», потом «пропасть», потом «полное попрание прав».
Л ластилось к Е… «Ну, тут стыдно смотреть… могли б поскромнее позу принять… Ишь как сплело их!»
О натягивало В: чтобы закруглить собой Ойкумену, «огнем оковать, огнем!»
Щ норовило поиметь, а потом слопать А. «Да не тут-то было. Щас само – за щеку или куда надо опущено будет».
А – эта буква была сильней всех! Она покрасовалась сколько надо перед Волей в гордом одиночестве, но потом выскочило -
АДЬ! – сразу три буквы. Две сильные, одна слабая. Эта троица была таинственной, непонятной. Скрытый эрос, страшное переплетение мощи и немощи бушевали в этом АДЬ!
Но лишь до той поры, пока не присобачились сбоку еще три буквы:
АДЬ – ЦИИ. Тут стало непонятно: смысл закидало жидким цементом, обдало тихим ливнем.
«Адь-ции… Адь-ции… Ции-адь… – Амбиции?