Саймон поднял воротник и сунул кулаки поглубже в карманы. Иногда от «Вишневого дерева» хотелось зарыться поглубже в свою одежду и исчезнуть вовсе. В детстве он мечтал стать пожарным, как папа, но уже подростком понял, что недостаточно храбр. Его отец однажды спас семью (это было еще до рождения Саймона) – вытащил из горящего здания одного за другим, как стоматолог зубы. В восемнадцать лет он стал местной знаменитостью: незнакомые люди жали ему руку, ставили выпивку и повсюду встречали с большой радостью. Даже через много лет разговор об этом вновь и вновь извлекали из ящика и передавали по кругу, чтобы все могли полюбоваться. Когда это начиналось, отец выходил из комнаты. Говорил, это напоминает ему о том единственном человеке, которого он не спас. Но все равно его поступок слился с его личностью в единое целое: все остальное, что он делал и еще сделает, исчезло в тот миг, когда он вбежал в пламя. Он словно сбросил остального себя, как вторую кожу. Все ожидали, что Саймон пойдет по стопам отца, следуя странной воображаемой линии, проведенной генетикой, но он не смог. Он знал, что побежит прочь от несчастья, а не ему навстречу, и что единственный человек, о спасении которого Саймон когда-либо думал, – это он сам.

      – Ничего, не всем быть храбрыми. Сам о себе не подумаешь – никто не подумает, – постановила мать и рассказала всем подругам, что Саймон отказался от карьеры пожарного из-за астмы.

      – Нет у меня никакой астмы! – возмущался он.

      – А вот об этом лучше не распространяться, – отрезала мать.

      Проходя мимо общей гостиной, Саймон, по-прежнему держа руки в карманах, бросил взгляд на немногочисленных жильцов, неподвижно сидевших в своих креслах в ожидании вечерней смены. Телевизор орал советы садоводам, а внизу экрана бежали субтитры, потому что для некоторых обитателей «Вишневого дерева» даже крик уже