Палачи Святителя Луки. Размышления о столетии Октябрьского 1917 года переворота. Владимир Александрович Лисичкин
Читать онлайн книгу.
уничтожение, не имело никакого значения. Именно поэтому большинство публикаций из первого подхода не различает национализацию, экспроприацию, конфискацию, реквизицию и т. д. На наш взгляд, произошло неправомерное расширение понятия «конфискации» как меры наказания индивидуального характера при красном терроре в силу массовости этого акта. В итоге такого ложного расширения понятия «конфискация» произошло его отождествление с понятием «национализации», осуществлённой советской властью в 1917–1921 гг. Необходимо чётко различать понятие «национализации», вытекающее из общепризнанного мировой правоприменительной практикой принципа суверенитета государства и являющееся общей мерой государства по регулированию отношений собственности, и понятия «конфискации» как меры наказания индивидуального характера. Кроме того, и национализация, и конфискация отличаются от понятия экспроприации, понимаемой как меры перевода в государственную собственность отдельных объектов. Большевики занимались экспроприацией отдельных банков, финансовых и торговых учреждений задолго до прихода к власти (известные акты экспроприации, проведенные Камо, Джугашвили-Сталиным, Котовским и другими большевиками). В связи с массовым характером красного террора на всей огромной территории России конфискация как индивидуальная мера наказания применялась не по решению судов, так как судебные процессы – это долговременные процессы, а по решению внесудебных органов – руководителей ЧК на местном уровне, так называемых «троек», т. е. группы большевиков из трёх человек. Или «особых совещаний», то есть группы из 3–5 человек. Эти группы формировались, как правило, из членов ЧК, ОГПУ, НКВД – чрезвычайных комиссий, наделённых правами следственных органов, судебных инстанций и исполнения наказаний одновременно. Арестованного по подозрению в непризнании советской власти утром допрашивали, после обеда выносили решение о высшей мере наказания и конфискации имущества, а вечером – расстреливали. Этот адский конвейер смерти, по оценкам Жевахова, уничтожил более 6 млн человек из всех слоёв русского общества [29].
Именно массовостью актов конфискации, проведенных советской властью, объясняется закрепление в общественном сознании тождества понятий конфискации и национализации. В этом смысле советскую модель национализации можно назвать конфискационной.
Сторонники второго подхода к советской модели национализации считают, что официальные советские историки исказили процесс и причины национализации в первые годы советской власти. Официальная советская историография подчёркивает, что национализация логично следовала из теории марксизма в качестве закономерности социалистической революции. Один из основных сторонников второго подхода, английский историк Э. Карр в своём 14-томном труде «История Советской России» [30] обосновывает тезис о том, что национализация была сделана вопреки задачам и установкам советского правительства, возглавляемого