На Валиной вечеринке было шумно, бестолково и накурено, хотя везде открыли форточки, и снежной, ночной синевой неслось в этих форточках небо, принявшее облик чего-то подобного людскому житью и людскому характеру.

      – Соседка пришла! – закричала вишневая, потная Валя. – Знакомьтесь, знакомьтесь! Сейчас я гуся принесу!

      Упала, в ажурных чулках, на колени, открыла духовку. Марина увидела черную спину зажаренного гуся.

      – Ах ты, негодяй! – и Валя всплеснула руками. – Сгорел негодяй!

      – Да что там: сгорел! – зашумели вокруг. – Его поскрести, будет даже вкуснее!

      Гуся поскребли. Он стал темно-коричневым. И тут в коридоре Марина увидела лыжника. Лицо его было такого же цвета, как кожа гуся. Улыбка сверкала на этом лице. Он был мускулист, разговорчив и весел. Жены рядом не было.

      – Марина! – сказал он растерянным басом. – Какими судьбами?

      – Такими же, как остальные. Как ты, например.

      – Мы разве на «ты»? – просиял он, смеясь. – Ну, так даже лучше!

      – Ой, Юра, простите! – сказала она. – Да нет, мы на «вы»!

      – А зачем нам на «вы»? Давайте-ка на брудершафт. А, Марина?

      Они выпили, и она совсем близко увидела его глаза. Они были мокрыми и беспокойными.

      Гуся съели быстро. На блюде осталась кашица из яблок, коричневая с черно-красным, и кости. Мужчины – без галстуков, без пиджаков – темнели подмышками. Марина заметила несколько взглядов в разрезе своей белой кофточки с люрексом.

      – Ты торт принесла? – прокричала ей Валя сквозь дым и качнулась. – Где торт-то, Марина?

      – Я дома забыла, – сказала Марина. – Сейчас принесу.

      – Валентина, постой! – сказал громкий бас за спиной у Марины. – Его ставить некуда, торт. Ставить некуда.

      – Нет, я принесу, – повторила Марина. – Ведь я же купила.

      – Да мы вам все верим, Мариночка, верим! Такой милой девушке – и не поверить?

      Он взял ее под руку. Крепкий, широкий, с бульдожьим лицом и большими зубами.

      – Пойдем потанцуем, – шепнул он Марине. – Забудь ты про торт. Все и так нажрались.

      Во второй, маленькой, комнате потушили свет. При тусклых вспышках уличных фонарей топталось несколько пар.

      – Я— Глеб, – сказал он, обхватив ее талию.

      Притиснул к себе и вдавил все лицо ее в короткую и волосатую шею, которая сильно вспотела под галстуком и стала лосниться. Марина отпрянула, но он ее не отпустил. Они и не двигались, просто стояли, и он стал губами искать ее губы.

      – Поедем ко мне, а, Марина?

      – Отстаньте! Вы что, ненормальный? Отстаньте!

      – Поедем!