Дом занялся огнём быстро. И так же быстро от него осталось тлеющее пепелище.

      Никто ничего не говорил. Все молчали глядя на пожар, а после, на то что осталось от дома. Джон сидел на старой коряге. Рядом, опустив голову, плакал Фредди, а старший сын, Джордж, нервно курил папиросу за папиросой. Стелла сидела на коленях, прямо на дороге, её успокаивала Анна. До сих пор перепуганная Дороти забилась под телегу, где прижимала к себе чудом уцелевшего в пожаре щенка. Двенадцатилетний Энтони и восьмилетняя Констанца, просто стояли взявшись за руки, стараясь ничего не говорить и ничего не спрашивать у старших.

      Сгорело всё нажитое за долгие годы…

      Энтони посмотрел на тлеющие угли и тихонько запел…

      – Весёлый мертвец, пастырь чёрных овец,

      Собрал он вольный сброд.

      И в даль погнал их по волнам

      Ветер вольных вод.

      Йо-хо, грянем вместе!

      Что ж нам дьявол не рад?

      Хей-хо, громче песню!

      С ней хоть в рай, хоть в ад…

      – Глупый мечтатель, – прошептал Джон посмотрев на младшего сына, – он представляет себя пиратом. И как назло любит петь.

      – Это лучшее что ему остаётся, – ответил отцу Джордж, закуривая очередную папиросу, – делает что умеет лучше всего.

      – Ты нервничаешь, сын, – посмотрел на него Джон, – дай-ка и мне одну.

      – Я не помню, чтобы ты курил, отец, – протянул Джону папиросу Джордж.

      – Тут не вспомнишь дурные привычки молодости, – ответил Джон.

      – Это я виноват, – заговорил, до того тихо плакавший Фредди, – простите меня, если можете, – это я их впустил. Я трус. И это всё из-за моей трусости!

      – Да полно тебе, сынок, – обнял его Джон, – все живы, все целы, не так как тогда, когда шла война.

      – А что это, если это не война, отец? – посмотрел Фредди на Джона, – это ты называешь миром? К нам врываются партизаны, следом англичане. Шинн Фейн убивают нас за то, что мы не убиваем англичан! Англичане, потому что у нас не хватает смелости в них стрелять! Я уйду в партизаны. Сегодня же, папа!

      – Тихо, тихо, не горячись, – прижал к себе сына Джон, – если бы хотел, то давно бы ушёл, молча, без истерики.

      – А? – глянул на отца Фредди и кивнул на Энтони, – вон, поет. Он умом не двинулся?

      Фредди глянул на на Энтони.

      – Эй, певец! Замолчи, и без тебя тошно!

      Энтони замолчал, переглянулся с Констанцей и так же, держа сестру за руку, подошёл к отцу и братьям.

      – Вот, – достал он из-за пояса небольшой свёрток и протянул его отцу.

      – Что это? – взял свёрток Джон.

      – Мамины и бабушкины украшения, – вытерев слёзы с лица, проговорил виновато мальчик отворачивая глаза.

      – Да что ты говоришь, сын! – воскликнул Джон, – какой ты у меня умница! Откуда они у тебя?

      – Анна! – позвал он жену, – идите все сюда, скорее! Энтони нас всех спас!

      – Что? –