Иван Сусанин. Валерий Александрович Замыслов
Читать онлайн книгу.
чист и полнозвучен.
Ни митрополит, ни Годунов не заметили появление царя; тот застыл подле книжного поставца; стоял долго и недвижимо.
– То похвалы достойно! – наконец громко воскликнул он.
Годунов обернулся. Царь!
Дмитрий Иванович от неожиданности выронил книгу из рук, зарумянился, земно поклонился.
– Похвалы достойно, – повторил царь. – Не так уж и много у меня ученых мужей, кои бы внятно чли греческую книгу.
Иван Васильевич вскоре удалился в свои покои, но книгочея он не забыл. И трех дней не минуло, как Дмитрию Годунову было наказано явиться в государеву опочивальню. То было вечером, когда Иван Васильевич готовился ко сну.
Покои были ярко освещены серебряными шандалами и двумя паникадилами, висевшими на цепях, обтянутых красным бархатом. В переднем углу стояли небольшая икона и поклонный крест – «как сокрушитель всякой нечистой и вражьей силы, столь опасной во время ночного пребывания».
Иконостасов с многочисленными образами, крестами и святынями в постельной, по обычаю, не держали: утренние и вечерние молитвы царь проводил в Крестовой палате.
Государь лежал на пуховой постели, укрывшись камчатым кизилбашским одеялом с атласной золотой каймой. Лицо царя было спокойным и умиротворенным: из опочивальни только что вышли древние старцы-бахари, кои потешили Ивана Васильевича сказками и былинами.
Дмитрий Годунов вошел в опочивальню вместе с постельничим Василием Наумовым. Тот ступил к ложу, а Годунов застыл у порога.
– Подойди ко мне, Дмитрий, – благосклонно молвил царь.
Иван Васильевич протянул Годунову книгу, оправленную золотом и осыпанную дорогими каменьями; верхняя доска была украшена запоною с двуглавым орлом, а нижняя – литым изображением человека на коне в голубом корзно89; под конем – змий крылатый.
– Книга сия греческим ученым писана. Зело мудрен… Чел да подустал очами. Соблаговоли, Дмитрий. Голос твой мне отраден.
Дмитрий чёл, а Иван Васильевич внимательно слушал, лицо его то светлело, то приходило в задумчивость.
– Мудрен, мудрен грек! – воскликнул царь. – Сию бы голову для Руси… А впрочем, и у меня есть люди вдумчивые. Один Ивашка Пересветов чего стоит. Челобитные его о переустройстве державы весьма разумны. А Лешка Адашев, а Сильвестр? Светлые головы. Аль хуже мои разумники греков?
Царь поднялся с ложа, продолжал с воодушевлением:
– Книжники, грамотеи, ученые мужи зело надобны Руси. Друкарей90 из-за моря позову. Заведу на Москве Печатный двор, книги станем ладить. И чтоб писаны были не иноземным, а славянским письмом. Ныне неверных и богохульных писаний развелось великое множество. Всяк писец-невежда отсебятину в право возводит. Законы Божии, деяния апостолов читаются разно, в службах неурядица. Довольно блудословия! Я дам народу единый Закон Божий, единую службу церковную и единого самодержавного царя. В единстве – сила!
Иван Васильевич говорил долго и увлеченно, а когда, наконец, замолчал, горящий взор его остановился на лице Годунова.
– Станешь
К о р з н о – плащ.
Д р у к а р и – печатники, работники типографии.