Present Continuous. Александр Николаевич Уров
Читать онлайн книгу.
рвыми тебя небрежно приветствуют обиженные пластинки в разноцветных бумажных костюмах – хорошую музыку можно потрогать руками. Виниловые дети Апрелевского завода давно превратились в отстрелянные в десяточку мишени и мирно покоятся в братских картонных коробках. Рядом – однозеленоглазая Балтика с покрытыми пылью европейскими городами. Проводишь медленно пальцем по стеклу – и ты в Амстердаме.
Стеллажом ниже жеманно пыжатся винтажные ожерелья, воображая, что они жемчужные. Слева – старый самовар со сбитым носом и с вопросом насчёт измайловского вернисажа. Когда-с? Справа – прялки-пенсионерки. Над ними – высохшие и грустящие подушечки-саше – заснувшие акробаты на бельевой верёвке. Ещё выше переполненные собрания скучных сочинений умоляют о второй попытке прочтения. Внизу – угольные утюги в забытой гавани и беззубый пулемет «Скарабей».
Дальше пространство постепенно заполняется ощущением вечности. Два правых берега Небореки. Закуточное княжество метафизики. Неразгаданные смыслы в паутинах породистых пауков. Неизбежное распятье – триумф пророчества римских сивилл. Стопки неотправленных писем полковнику и цыганская астролябия. И, конечно же, кони, чёрный и белый, сбежавшие буквой Г из чёрнобелой тоски – освободить несчастных работниц и крестьянок, намертво перевязанных бечёвкой. Постаревшая Барби со сломанной ногой пытается встать и улыбнуться Ваньке-уже-не-Встаньке.
Каждое поколение проживающих внизу людей постепенно наполняло внутренность дома скорлупой ненужностей и поломанностей, которые обречённо отправлялись на чердак, покрывались там защитной пылью и, таким образом, переживали своих хозяев на многие десятки лет. Чердак всегда старше дома. Сладкое предчувствие антикварности, а соответственно, и скорое возвращение вниз, возбуждало плотно заставленные полки, корзины, сумки с посудой, чемоданы. Пережившие своих читателей «Мурзилки» и «Крокодилы» уже опробовали на прочность ненавистную верёвку.
Главным в чердачном царстве спящих вещей был, конечно же, старинный сундук. Одинокой скалой возвышался он среди задремавшего времени. Огромность и несдвижимость сундука не вызывали никаких сомнений в том, что стоял он здесь вечно, просто давным– давно постамент, на котором сундук покоился многие годы, обнесли стенами, положили крышу, настелили полы и стали жить. Во всяком случае, в детстве это была единственная версия, объясняющая существование закованного в железо неподъёмного ящика там, куда обычный взрослый, кряхтя, поднимает свои лишние килограммы.
Мне было двенадцать лет, когда я, дав честное слово никогда без разрешения не забираться на чердак, забрался на чердак без разрешения и сразу же увидел этот необыкновенный сундук. Мы долго смотрели друг на друга, и пугающая необъяснимость происходящего впервые коснулась меня. Слегка пока…
– Бабушка! А что там, в сундуке? – громко раскрыл я своё преступление. – А что там?
Мамина мама долго смотрела на меня и сказала:
– Там живёт Бескрылый. И он накажет тебя. Обязательно накажет.
– За что накажет? – удивляюсь я.
– За то, что ты нарушил свое слово.
Я помню, что долго не мог заснуть в ту ночь – думал о Бескрылом. Кто это? Почему Бескрылый? И почему в сундуке? И где его крылья? Вопросы градом сыпались на мою маленькую голову, а спасительные ответы уже давно мирно похрапывали в соседней комнате. Вдруг внутри меня стало стремительно зарождаться чувство необъяснимой жалости к этому таинственному Бескрылому, к его незавидному сундучьему заточению. Жалость постепенно смешалась с желанием как-то помочь этому загадочному существу. И это желание помочь оказалось сильнее детского страха темноты и всегда сопровождающих его упырей и чёрных рук.
В общем, я потихоньку поднялся наверх, ощупью пробрался к сундуку, раскрутил в замочных ушках медную проволоку, с трудом откинул тяжёлую крышку и тихо сказал:
– Беги…
Утром принесённый из сарая старый ржавый замок с помощью трёх капель масла вспомнил молодость и надолго закрыл для меня путь наверх.
– Бабушка, я не хочу тебя больше обманывать: сегодня ночью я выпустил его! – призналась моя маленькая совесть.
– Я знаю, – тихо сказала бабушка и заплакала.
Немного позднее
Спустя ровно сорок пять лет, осторожно ступив на обледеневший карниз семнадцатого этажа, Гражданинов отчётливо вспомнил ту сундучью ночь. Интересно, а не выпусти он тогда Бескрылого, как сложилась бы его, гражданиновская, жизнь? В какой канцелярии вписали в бланк его земной судьбы эти необъяснимые события?
«Кто превратил меня, обыкновенного Гражданинова, в персонажа этой необыкновенной истории? Истории, герои которой без приглашения войдут в дом и останутся уже навсегда. И почему всё это досталось именно мне? Мне, а не какой-то из тех многочисленных разноцветных молекул, суетящихся сейчас внизу. И предстоящий шаг – это шаг последний? Или, может быть, первый? И почему сегодня? И почему я?»
Снисходительное объяснение, существовавшее, очевидно, задолго до этих главных вопросов, озвучилось быстро и предельно просто: а почему бы и нет?
Present