***

      – Нина, раз в школу мы все равно опоздали, поехали выпьем кофе, – неожиданно предлагает Брюно, и дочка смотрит на него во все глаза. Обычно ее отец говорит, что школа – это самое важное в жизни Нины, странно.

      – Ты не заболел? – спрашивает девочка и трогает его лоб рукой. – Ты дрожишь, как Рин Тин, когда, помнишь, выпало много снега и он прыгал по сугробам. Ты горишь!

      – Брось, Нина, тебе показалось, – поморщился Брюно, высматривая парковочное место. – О, старушка как раз уезжает.

      Фрау с идеальной укладкой, в перчатках леопардовой расцветки, туфлях-лодочках и норковой шубке долго дергается вперед-назад, пока выбирается с парковки, кто-то небрежно и криво припарковал рядом с ней легкомысленное желтое купе.

      Нина прикидывает, что и на вторую пару она уже счастливо опоздала. Они стоят с аварийкой на одной из центральных старых узких улочек города. Витрины и даже фонари украшены к Рождеству, прохожие спешат по своим делам, кутаясь в воротники от порывов ветра.

      – С двумя разбитыми бамперами нам ничего не страшно, – ухмыляется Брюно и припарковывается в узком проеме.

      Нине приходится вылезать на улицу через его дверь. Ничего, однажды папу так заперли на паркинге в Монако, что ему пришлось залезать в машину через багажник.

      В Starbucks пахнет свежемолотым кофе и корицей. Здесь так тесно расставлены между мешков с зернами кресла и столики, что в будни можно слушать секреты и интриги чиновников Евросоюза, а в выходные – о чем говорит высокий парень с модной бородкой и татуировкой в форме стаи летящих птиц с девушкой в белой рубашке. Но сейчас парня нет. «Наверное, на работе», – думает Нина. Он ей нравится, и она слышала, как он говорил, что целыми днями смотрит дублированные фильмы в кинозале офиса, проверяет, верно ли приклеили субтитры. А девушка сегодня в толстом сером свитере, читает что-то на экране компьютера и одновременно отвечает на бесконечные СМС. «И мне что ли запостить фотку в сторис? Ой, а если Альма увидит?»

      В кафе часто можно пощекотать за шоколадную пятку младенца, спящего в пестром слинге на спине у улыбчивой молодой мамы, у которой много браслетов на руках, и они мелодично позванивают, когда она берет свой ванильный мокко. Она напевает малышу по-французски, если тот капризничает. Но это летом, зимой даже шоколадные пяточки спрятались в шерстяных носках. А улыбчивая мама – теперь продавщица в лавке сувениров за углом. С кем сейчас ее малыш?

      Пока они ждут, Нина помогает разобраться с бумажной картой паре из Швейцарии на стройном немецком. В Люксембурге подданные говорят на четырех языках: немецком, французском, люксембургском и английском. Потому что домашний язык – люксембургский – как глинтвейн из французского и немецкого, когда слушаешь, кажется, фразу начали на французском, а в середине вдруг перешли на высокий немецкий.