Белый хлебный лист накладываю на космогонию черноты и мажу чёрную икру строки, черпая с неба.

      И междустрочные пространства стараюсь сделать поменьше, хотя черный квадрат и не мой формат.

      Мне в ночи нужен просвет для того, чтобы видеть в звёздном ювелирьяже твои глаза…

      С крутых вершин течет в твои жилы кровь… и волосы у тебя, как корабельные снасти.

      Так и хочется протянуть швартовые канаты своих рук.

      Ведь даже корабль, тесно прижавшись к причалу, тоже, видимо, хочет ощутить себя на время частью чего-то основательного и большого.

      И, несмотря на железную волю, жалобно тонкая изящная шея, но мягкие волосы, теплая кожа и чуткий слух-ух-ух, и мы могли с тобою просто УХ…

      Ты можешь угадать крик удовольствия ещё на подступах, когда сердце будет работать на меня, а ум уже против.

      Ты умеешь разброситься воображением и напрячься телом, как под прессом – секретарь, и можешь получить впечатление от события, которое происходит в тебе, для доклада на пресс-конференции мне же.

      Чему быть, то именовать. И в эпатаже этого репортажа на злобу ночи и дня должно быть не больше ста строк.

      Будет обязательно в нём духоподъёмный пафос о коммунистических усилиях каждого из нас, о вновь и вновь вводимых мощностях, повышении ЭДС и КПД.

      И никакой бюрократической волокиты, только тяни – толкай.

      Как когда-то сказал перестроечный Горби: нам это подбрасывают.

      А я ему отвечу: очень вовремя меня подбрасывает. Мы готовим почву к посеву семени. И у нас лопатки за спиной совковые.

      И мы в угаре социального строительства сжигаем кожу, и наши тела липнут эпителием, и я уже прикрепился к тебе душой.

      Лезем из кожи навстречу встречным обязательствам.

      Даешь всю "пятиминутку" в три минуты!

      Клоком новостей с телетайпа сердечного ведомства срочное сообщение: пульс 666, давл. 666/6, грудь: вира – майна.

      Я сверхчеловек, потому что всегда в позиции сверху. А ну давай, и ты попробуй, ведь у нас равноправие в труде.

      И он у нас фронт, и мы на передовой, в горячем цеху.

      И грудью ляжем на грудь, когда пули оргазма со смещённым центром тяжести и удовольствия, как исполненный приговор трибунала, проткнут пустые скорлупки черепов.

      Как пережимающее дыхание реки бетонной глыбой, многоквадратное, многокроватное, остроугольное трэндчувствие остановит нас.

      И будем преданы забвению… на пару минут.

      Эта остановка и промедление – жизни подобны.

      Линейные функции мозга превращаются в линейчатые, узорчатые.

      День-даун неделимой на речь околесицей, небылисицей превратил человеческое вещество в психосомятину.

      Инфоповод, который нас завёл сюда, должен как инфоповод-ырь найти выход.

      Иначе это будет уголовная статья – оставление человека в опасности.

      И от тебя-то требуется сосущий пустяк.

      Именно сущий пустячок из лёгкой фракции любви, после последних тяжелых фрикций: поцелуй, почти воздушный.

      И спасен… и облегчения слеза… капнемся… чокнемся… была слеза рюмочкой для глаз, но утекла не разбившись, и я готов лечь под эту капельницу сосудом… поделись улыбкою своей… ты умеешь смеяться слезой…

      Но на телетайпной ленте пока нет слов.

      И абонент "свободное время" для нас постоянно неприступен.

      Да не трудно разомкнуть круг не заколдованный, потому что в прищуре моего сердца твоё.

      Ведь и у сердца есть желудочек, поэтому и надо для приятельской беседы встретиться и осязанием нащупать аромат где-нибудь у хвоста… недели, из чашек кофе храпучино, и распробовать теста драйв, запечённого в виде круассана… несмотря на диету эту, которая, плотно сжав губы, взглянув на свою талию, неодобрительно возведёт глаза в степень.

      Час полон на половину… и скоро он наполнится. И час дня, тоже часть дня: почти половина.

      Ты – как кафедра экономии, и, право же, всегда права и даже во сне, приобретая фьючерсы на "ПОЗИТИВИЗУ", ведёшь себя финансово грамотно, с прибылью.

      Ты, как и самые грациозные женщины, мыслишь очень грационально.

      БРАВО – выпускнице института государства и права. И если ты будешь уходить от мужчины, то с энциклопедическими знаниями его слабостей и недостатков.

      Покажи бескаблучнику горы, на которые делают твои ноги восхождение и оттуда выглядят изящнее, чем без обуви.

      Я-то топаю, ещё путаясь под ногами