Попалась! – выскочил из прибрежных кустов Палёный. Растопырился поперёк дороги, разведя руки в стороны.

      – Сдурел? – натянув поводья, успела осадить коня Софийка. – копытом в лоб захотел?

      Палёный стоял, демонстрируя бронзовый загар и ослепительную улыбку, неотразимую, одну-единственную на две деревни.

      – Дай прокатиться.

      – Мой конь – это не твой драндулет, – кивнула Софийка на красный мотоцикл. – Грин кому попало не разрешает на себя садиться.

      – Хана тебе, Софула! – разозлился Палёный.

      – Догони сначала!

      Мальчишки, отдыхающие на берегу, погнали коня свистом. Из воды послышалось улюлюканье купающихся ребят.

      – Догоню! – заверил всех Палёный, заводя дедовскую «Яву».

      Софийка выждала момент, когда он поравняется с ней, – суженные чёрточки глаз, обветренные губы…

      «А мы вот так!» – прижавшись к холке, она с галопа подняла Грина на дыбы.

      Мотоцикл пронёсся мимо.

      – Пока, Маратик, нам не по пути!

      И Софийка пустила коня рысцой по петляющей тропе в сторону гор: бабушка просила её провести разведку, где этим летом ягод больше.

      Тимошка лихорадочно скрёб забор, стараясь расширить узкую прореху между ссохшимися досками. Услышав со стороны соседей голос Ивана Фёдоровича, перестал корябать и попробовал просунуть в вертикальный просвет нос. Ничего не вышло. Тогда приблизил к щели один глаз. Небольшой фрагмент двора, который он привык разглядывать ежедневно, на этот раз загородил шарообразный индюк – стоял как раз напротив зоны видимости, раскинув веером хвост.

      «Ходячие перья! – сердито подумал Тимка на манер Ивана Фёдоровича, который так ругал собственного драчливого петуха. – Ощипать тебя треба!» – продолжая копировать хозяина, мысленно пригрозил Тимка «ходячим перьям».

      Веерохвостый словно почувствовал скрытый взгляд – степенно покачиваясь, медленно развернулся…

      «Уже ощипанный?!» – изумился Тимка, увидев абсолютно лысый верх птицы.

      У Ивана Фёдоровича индюков не водилось, и у соседей Тимошка раньше их не замечал, поэтому с любопытством рассматривал пупырчато-бугристую кожу, обтянувшую неровными вздутыми складками маленькую головку и шею веерохвостого. Излишки кожи, в виде сморщенной мокрой тряпицы, свисали с клюва и болтались красными помпончиками на груди.

      Индюк, немного покачав пупырчатой головой, неожиданно кинул вперёд длинную шею и пронзительно кулдыкнул. Одновременно с ним что-то сказала баба Ли́душка. Из-за индюшачьего клокотания Тимка слов соседки не разобрал.

      – Чушь, не верю я во все эти наговоры-заговоры! – ответил ей Иван Фёдорович, он же Кряж, прозванный так односельчанами из-за фигуры, напоминающей толстый