Она навострила острые крохотные уши. Он склонил к ней лицо, выразительное, как на фреске, лобастое, с широким выпуклым подбородком.

      – Пари?

      Неуловимым движением, медленным и быстрым, она возложила ему на колено маленькую руку, втяжные коготки легонько царапнули его кожу.

      – Эге.

      Он сел ровненько, и милая улыбка осветила его ярче даже светлых мерцающих глаз. Она тоже показала мокрые и белые, как подтаявший снег, зубы. Он отвёл взгляд – ему не нравились её клыки, чуть длиннее, чем следует.

      – А если засекут?

      – А мне по барабану. – Объявила она и, подумав о чём-то в том же стиле, как двигалась, нахмурила крылатые бровки. – Погоди-ка… ты что же, та-ак боишься за меня?

      Он прикусил губу, чтобы не вырвалось необдуманное словечко.

      – Нет, за некоего болвана, крылатого человекоподобного, который собирается принять участие в глупейшей авантюре.

      Она вскочила, и когти на её лапках глубоко вонзились в траву. Стреловидный хлыстик хвоста разгулялся и безжалостно сшибал жёлтые головки цветиков, единственных, которые выдерживали высокогорные перегрузки.

      Суженными глазами, ощерясь, она следила за каждым его движением, даже за тем, как вздымалась его грудная клетка. Он не сомневался, что она видит его насквозь – в буквальном смысле. Это не слишком приятно. Сам он этого не умел. Правда, он умел многое другое… мы все умеем много чего. Но он был особенный. И только потому, что когда-то сказал: «Здесь никого нет».

      – Ты хочешь сказать?..

      Он кивнул. Этот кивок должен был означать, что он совершил сей секунд непоправимую глупость. Это он и означал.

      Далее они говорили примерно минут пять. Он смущённо посмеивался, подыскивая слова, она же была, как это ни смешно, предельно сосредоточена и слов, как всегда, не подбирала. Во всяком случае, у него создалось такое впечатление.

      – Но необходимо договориться об очень важном.

      – О чём? – Спросил он не без тревоги.

      Она внимательно посмотрела.

      – Ты сам понимаешь…

      Она выразительно сморщила нос, показала клычки.

      – …не делать фуку.

      – За кого ты меня принимаешь? – Уже серьёзно ответил он.

      В обществе людей раскрыть друга… особенно её… такую бессовестную и красивую.

      Так он подумал.

      Если она подозревает его – но в чём? – зачем же придумала весь этот вздор?

      – Нет, я не нарушу правил. – Возвысил он голос с необходимой долей торжественности. – Не сделаю того, что заставит тебя принять привычный облик.

      – Ни при каких обстоятельствах? – Спросила она со странным выражением.

      – То есть, – осторожно заметил он, – ты имеешь в виду провокацию.

      – Фу-ка, слово из арсенала местных ликвидаторов или как их там.

      Они ещё