Искусство провокации. Как толкали на преступления, пьянствовали и оправдывали разврат в Британии эпохи Возрождения. Рут Гудман
Читать онлайн книгу.
(«пьяница») и «braggart» («хвастун»), они использовались для индивидуализированных нападок – и вполне возможно, такой детальный подход мог лучше убедить слушателей в том, что ваша личностная оценка верна (даже если на самом деле это не так). «Вор» и «лжец» – это самые сильные из слов этой группы. В воровстве чаще обвиняли людей, расположенных ближе ко дну общественной иерархии. Считалось, что те, у кого финансовых ресурсов меньше всего, с большей вероятностью обратятся к воровству. Но вместе с тем именно беднякам сильнее всего вредил ярлык «вора», ибо им приходилось рассчитывать в первую очередь на помощь и доброжелательность соседей. Если у вас репутация вора, вам вполне могут отказать в милостыне в трудный час или не взять на работу.
Термин «лжец» бил по более высоким социальным группам. Назовите купца вором, и он просто отмахнется: зачем ему нужно в открытую что-то воровать? Но если вы назовете его лжецом, то сразу поставите под сомнение все его сделки. Убедите общество, что словам человека нельзя доверять, и вскоре он потерпит финансовый крах. Для джентльмена[2] «лжец» было наихудшим оскорблением из всех и почти всегда служило поводом для дуэли. Честность служила основой для любой претензии на власть, основанной на естественном «достоинстве». Лидеры общества нуждались в имидже честных людей больше, чем какая-либо другая группа. Женщины могли злословить и обманывать без особого вреда; нищие тоже не вызывали никаких бед, приукрашивая правду. Но вот джентльмены, которые должны были обеспечивать правопорядок, занимать государственные должности, служить в церкви или вести людей в бой, возлагали очень большие надежды на то, что правдивость их слов не будет подвергаться никакому сомнению.
«Stinkard» («вонючка») было отличным словом, указывающим, что кто-то не следит за личной гигиеной. Еще можно было обвинить этого человека в том, что по нему бегают вши. Слово «lousy» («вшивый») опять-таки сильно смягчилось за столетия, превратившись из буквального описания в более общий термин, означающий по-русски что-то вроде «паршивый» или «дрянной». Но если ваши слушатели воспринимают слово «вшивый» в прямом смысле (например, если они – из Англии времен королевы Елизаветы I), то они сочтут его очень обидным – особенно если вы дадите четко понять, что имеете в виду лобковых вшей, а не «просто» вшей, живущих на теле. Гемфри Ричардсону в 1610 году явно не очень понравилось, когда его назвали «lousy knave, nitty britch knave, and scurvy nitty britch knave» («вшивый подлец, подлец со вшивыми штанами, негодный подлец со вшивыми штанами»).
Оскорбления, нацеленные на женщин, почти всегда были связаны с сексом. Обвинять женщину в том, что она ничего не стоит, было бессмысленно – женщины и изначально особенно много не стоили. Да, можно было обозвать женщину «beggarly» («нищенкой») или «tinkerly» (живущей как бродячий лудильщик, у которого нет ни крыши над головой, ни особых денег), но сами по себе обвинения в недостойности ранили женщин не так сильно, как мужчин. Женщины и без того практически всю жизнь находились в подчиненном мужчинам положении.
Слово «джентльмен» чаще всего употребляется в книге в его исходном значении – «мужчина из знатного рода».