Пока не пришли новые командиры и достаточное количество пополнения, роту поделили на два взвода. Первым командовал Олег Егоров, вторым, временно, старший сержант Степа Кращенко. Максиму Усову и мне присвоили сержантские звания, оба были распределены, как обстрелянные бойцы, в первый взвод, командирами отделений.

      Получили на складе лопаты, пилы, топоры, прочий инструмент и начали рыть две дополнительные большие землянки. Нам бы пришлось туго, но пополнение поступало быстро и сразу включалось в работу. Дней через десять рота уже выглядела нормальным подразделением. Призывники получили разномастное обмундирование, нам тоже заменили форму и обувь. Сапоги достались очень немногим, армия сорок второго года была сплошь обута в ботинки и обмотки. Так что лихие ребята из кинофильмов в новеньких сапогах водились только в штабах, ну и в специальных частях.

      Пришли еще два лейтенанта. Один из запаса, второй – из госпиталя. Мне кажется, Чистяков облегченно вздохнул. Самолюбивый выпускник Саратовского училища не внушал ему доверия. И своим заместителем Чистяков назначил лейтенанта Млечика, тоже хлебнувшего Харьковского окружения и пробивавшегося к своим где-то неподалеку от нас.

      С младшим лейтенантом Егоровым отношения у нас не складывались. Он болезненно переживал за свой авторитет, знал про дурацкое прозвище Диверсант и считал, что я подрываю его авторитет, распустил отделение, со всеми на «ты». Он не понимал, что все мы зарабатываем свой авторитет прежде всего в бою. Можно любить или не любить человека, но чего он стоит, покажет его поведение на передовой.

      Тот трусливый боец, отсидевшийся в сарае, пока мы с одними винтовками бежали на танк, из шкуры лез, чтобы доказать, какой он славный парень. Но и в последних боях он вел себя так же трусливо. «Старики», подвыпив, не забывали напоминать, какая трусливая шкура водится в роте. Фамилия пусть забудется, останется кличка Бяша. Нам с ним придется еще вместе воевать. Молодые тоже сторонились его, и Бяша болтался в одиночестве.

      Далеко не все бойцы проявили себя, как Максим Усов или Степа Кращенко. И в атаку, случалось, их подгоняли пинками, но все это забылось, а Бяша струсил в тот момент, когда страх одного мог обернуться смертью всех. Если бы, глядя на него, не кинулись на танк остальные, гнили бы остатки роты в изрешеченном пулями сарае.

      Ну а мои отношения с младшим лейтенантом Егоровым?