В тупике. Сестры. Викентий Вересаев
Читать онлайн книгу.завтра.
– Нынче именины Гуриенко-Домашевской, вечером все будут у нее. Она будет играть; Белозеров, наверно, придет, будет петь.
– Нельзя. Сегодня вечером должен быть в полку.
Они вышли. Катя жадно дышала морским ветром, с души смывалась колдовская красота баюкающей музыки. Она вздрагивала плечами и повторяла:
– Какая гадость! Какая гадость!
Дмитрий удивленно спросил:
– Что гадость?
– Все! Все! Почему гниль может быть такой красивой и душистой? Как будто парфюмерный магазин, где все дорогие духи разбились и пролились, и кружится голова, и не хочется уходить, и вдруг – солнце, ветер, простор… Ах, как хорошо!
Дмитрий слушал с улыбающимися про себя губами. В голове приятно кружилось от коньяку, сверкали пред глазами зовущие девичьи улыбки, было сладкое ощущение покоя и уюта.
– И за них-то вот бороться! Как она спрашивала: «Сумеете вы нас защитить?» А тебе не хочется, когда ты смотришь на них, чтоб все это взлетело к черту, чтоб развалилась эта ароматно-гнилая жизнь?
Дмитрию хотелось закрыть душу от рвавшегося в нее из Кати буйно-злобного вихря, и не чувствовалось способности защищать эту жизнь, к которой, однако, в нем не было ненависти. Он взял в руки Катину руку и устало улыбнулся:
– Катя! Мне так ничего не хочется! Так не хочется! Одного только хочется: чтоб был мне какой-нибудь тихий уголок, чтоб никто не тревожил и чтоб переводить Прокла16.
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые…17
Не пожелал бы я никому этого блаженства!
– Неужели же тебе не интересно сейчас жить?
– Совсем не интересно. Гораздо интереснее было бы изучать все это, как давно минувшее.
Катя впилась в него пристальным, изучающим взглядом, от которого ему стало неловко.
– За что я полюбила тебя? – спросила она как будто саму себя. И вдруг увидела его бесконечно усталое лицо, умный, прекрасно сформированный лоб, что-то детски беспомощное во всей фигуре, – и горячий, матерински нежный огонек вспыхнул в душе.
Они шли тесно под руку по песку вдоль накатывавшихся волн. Дмитрий, с раскрывшейся душою, говорил:
– …какая-то полная атрофия активности. Там, где нужно мыслить, изучать, искать, у меня энергия неистощимая. Но где в жизни хоть шаг нужно сделать самостоятельный, меня отчаяние охватывает, и сама жизнь становится скучной, грубой и темной…
– Что же это такое?
– Как, что такое?
– Вы же ничего не сделали. Как было, так и есть.
– А это что? Тут какая щель была, ай забыли? Везде, где нужно, подмазали. Что вы такое выдумываете!
– Ну, вот, посмотрите: даже небо сквозь щель видно.
– Так эта щель вбок идет. Будьте покойны, в нее вода не зальется, ручаюсь вам. Если хоть капля протечет, вы за мною пошлите, я вмиг заделаю.
– Ну, вот сейчас вмиг и заделайте.
– Ах-х ты, господи! Ведь вот народ! Чтоб этих щелей не было, всю крышу надо перекрывать, я же вам сказывал.
– Вы мне сказывали,
16
Прокл (ок. 410—485) – греческий философ-идеалист.
17
Из стихотворения Ф.И. Тютчева «Цицерон» (у поэта «Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые…»).