Хореограф. Роман-балет в четырёх действиях. Яна Темиз
Читать онлайн книгу.
что-то… наверное, та самая любовь? Кармен улыбалась, и он улыбался ей – так же, как другим девочкам или нет? С Таней Подкопаевой он танцевал и репетировал гораздо охотнее: она была талантливее, они были хорошим дуэтом – хорошей парой? Нет, парой они никогда не были, хотя их полуодетые разгорячённые танцем тела прикасались друг к другу столько, сколько тогдашним подросткам и не снилось… и никакой любви.
Нужно что-то большее… он точно знал, что Кармен влюблена в него: сколько книжек и фильмов о любви уже было в его жизни, должна же быть и любовь? Ему хотелось думать, что это любовь: как в книжках, как у всех.
Мечты о любви не шли дальше последнего кадра любого фильма – поцелуй… да, пожалуй, тайком целоваться с Кармен было приятно, но в пятнадцать лет, привычно прислушиваясь к своему телу, так и не поймёшь: это та самая любовь? Или всё-таки нет?
– Мальчишки вы! Что бы вы понимали в любви? – многозначительно закатывал глаза болгарин Румен. – Небось, «Плейбоя»-то в руках не держали? А если уж говорить об античности… могу вас кое-чему поучить, детки! Все эти ваши девчонки… ну их! Бывает и другая любовь… что скажешь, а?
Он подмигнул новичку: чех Любомир Кафка (никто не заинтересовался знаменитой во всём мире фамилией!) присоединился к ним в выпускном классе, приехал на усовершенствование, на один год.
Старше всех, красивый и эффектный, он уже был звездой – или так казалось? У него был опыт работы в театре, он был хорош в классическом танце, стал лучшим в их классе. Они все смотрели на него с обожанием, снизу вверх: не Барышников, конечно, но всё же… и педагоги хвалили его, и когда американцы приехали снимать свой фильм, то ни у кого не было сомнения, что Кафка будет там в одной из главных ролей.
Любомир Кафка и Михаэла Черна. Репетиция
…Этот и несколько других фильмов – это, увы, едва ли не всё, что сохранилось для будущего от прекрасного Любомира: его давно уже нет, умер рано, в Германии, недолго побыв звездой. Та же «чума ХХ века», что унесла Фредди Меркьюри и многих других…
Они казались такими свободными, раскрепощёнными, взрослыми: иностранцы, из другого, хотя и социалистического мира, им, казалось, было доступно что-то особенное… какой-то «Плейбой», какая-то другая любовь, о чём всё это?
– Ничего не скажу, мой юный друг! – ответил болгарину Любомир. Как-то так ответил, что стало понятно: эта тема закрыта, обсуждению не подлежит. – Ребята, после стипендии – как всегда? И я с вами!
Кафка уже слышал об этой «балетной» традиции: в день стипендии весь класс совершал непременный обряд – своего рода праздник непослушания. Они, вечно сидящие на диете, точно знающие, сколько калорий в каком продукте, вечно озабоченные лишним весом, раз в месяц пускались во все тяжкие: позволяли себе объедаться сладостями.
«Обжорство» начиналось в «Метрополе» на Садовой: там были фантастические булочки с взбитым кремом, ах и ох! Да и пирожки из «Метрополя» славились на весь город. Потом шли дальше, на Невский – в знаменитое кафе-мороженое «Лягушатник».