Помпеи, красное платье к лицу оказалось тебе.

      Везувий – венец проклятья – горел ярким светом во тьме.

      О счастье святом мечталось – в веках возрождённая ветвь.

      Лишь горстка пепла осталась, и руной на коже – смерть.

      А в Храме молили Бога, просили хоть горсть тепла.

      Исполнил желание… долго горели от жара тела…

      И люди при свете бились во имя безликих идей.

      Безумные лики двоились, и крона без сильных ветвей…

      Помпеи сгоревшей птицей коснулись ладоней моих…

      Смерти серые лица беззвучно – для нас двоих…

      А там, далеко над морем, звезда взошла над Землёй —

      Великим воскресшим горем под строгой остывшей луной…

      Прости меня, Дочь Вселенной! Тебе не успел сказать,

      Что мир мой рождён Селеной и Смерть мне родная мать…

      За гранью Миров бездонных я буду искать пути…

      И… в складках узоров чёрных так сложно тебя найти…

      Голос ночи – в ладонях у прошлого.

      Локон лета – сожжённой травой.

      Вуаль… ветрами взъерошена…

      Летит в бесконечность за мной…

      А я… укрытая рунами,

      Сожгу сто печалей своих.

      И камнями острыми лунными

      Украшу пороги Земли.

      Но в миг, потерянный временем

      И загнанный в перстень огня,

      Я с Волчьим Небесным Племенем

      Раскрою секрет Янтаря…

      Осколком, упавшим с рассветами

      На грусть обреченных полей.

      И… золотыми монетами

      С остывших осенних ветвей —

      В пространство неповторимости,

      Сошедшее в плоскость планет.

      И зимней неуязвимости,

      Укрывшей собой белый свет.

      А дальше? Спиральными косами

      К основам – истокам Земли.

      Зашитыми в складках вопросами —

      Туда не плывут корабли…

      Там девочка с бантиком розовым

      забытая – ночью и днём…

      С вселенскими яркими грозами

      Рисует картинки углём.

      И профиль знакомый… ресницами

      Коснулась моих журавлей.

      Укрыта планета границами.

      Во снах лишь я счастлива с ней…

      Я себя обманула, надев красно-лунное платье.

      И взошла на вершину, где облако тихо качнулось.

      Созерцатель Жемчужин – сильнее немого проклятья —

      Протянул ко мне руки – и я в белом шёлке проснулась.

      Я ходила по снам, раскрывая запретные двери.

      Рисовала грозой, обнажая красивые плечи.

      Прорицатель вдохнул в мою синюю вечность: «Поверю!»

      Кашемировой шалью упал предначертанный вечер.

      Ни о чём не жалея, вступила на лунный отрезок,

      Отрезвляя