Как-то лошадь входит в бар. Давид Гроссман
Читать онлайн книгу.
обливается потом, открывает тебе душу, обнажает внутренности, раздевается – да что там раздевается?! Обнажается до самой своей простаты! А ты посылаешь эсэмэски? Можно ли узнать, что ты там отэсэмэсила, какая была в этом срочность?
Она отвечает абсолютно серьезно и чуть ли не с упреком:
– Это не эсэмэс!
– Некрасиво обманывать, милая, я сам видел! Тик-тик-тик! Пальчики маленькие, быстрые! Между прочим, ты сидишь или стоишь?
– Что? – Она втягивает голову в плечи. – Нет… Я писала самой себе.
– Самой себе? – Он широко раскрывает глаза и глубоким взглядом окидывает присутствующих, вступая с ними в заговор против нее.
– У меня есть такое приложение для заметок, – бормочет она.
– Это и впрямь жуть как всем нам интересно, милочка. Как ты думаешь, не выйти ли нам всем на минутку из зала и не мешать нежной связи, что сложилась у тебя с самой собой?
– Что? – Она в тревоге замотала головой. – Нет-нет! Не уходите.
У нее какой-то странный дефект речи. Голосок детский, тоненький, но слова из ее уст выходят толстые.
– Так скажи нам, наконец, что ты там самой себе написала?
Он весь лопается от радости и, не дав ей слова сказать, сам немедленно отвечает:
– «Дорогая я сама! Я очень боюсь, что нам придется расстаться, потому что этим вечером я встретила мужчину моей мечты, с которым свяжу свою судьбу или по крайней мере на неделю прикую к моей постели для экстремального секса…»
Женщина изумленно глазеет на него, даже рот чуть приоткрыла. Она обута в черные ортопедические ботинки на толстой подошве, и ее ноги не достают до пола. Большая блестящая красная сумка зажата между ее телом и столешницей. Сомневаюсь, что ему со сцены все это видно.
– Нет, – говорит она после неторопливого раздумья, – все это неправда, я вообще этого не писала.
– А что же ты все-таки написала? – он кричит и обхватывает голову руками в фальшивом отчаянии; беседа, которая, с его точки зрения, поначалу была многообещающей, постепенно становится неуклюжей, и он решает прервать контакт.
– Это личное, – шепчет она.
– Лич-но-е!
Слово сковывает его, как накинутый аркан, притягивает к ней за шею, отброшенную назад, хотя он уже отступил в глубь сцены. Он вразвалочку возвращается, оборачивая к нам свое потрясенное лицо, словно воздух сотрясло особо непристойное слово:
– А какой профессией, если мне позволено спросить, занимается наша госпожа, такая вся личная и интимная?
По залу проносится дуновение, этакий холодок.
– Я маникюрша.
– Да снизойдет на меня благодать!
Он закатывает глаза от удивления, протягивает вперед ладони с растопыренными пальцами, барабанит по собственной голове, справа и слева:
– Французский маникюр, пожалуйста! Нет, погодите: с блестками…
Он легонько дует на ногти, один за другим:
– Может, узор из кристаллов? Как ты по части минералов,