Средний пол. Джеффри Евгенидис
Читать онлайн книгу.
в звуковой форме – именно в этот момент из дома донеслось пение ее брата Элевтериоса Стефанидиса (Левти). На плохом английском он пел какую-то бессмыслицу.
«Нам скучно и утром, и вечером», – пел Левти, стоя в их спальне перед зеркалом; он делал это каждый день в одно и то же время – прикреплял целлулоидный воротничок к своей новой белой рубашке и, выдавив на ладонь пахнувший лимоном бриолин, приглаживал свою новую стрижку а-ля Валентино. «И сейчас, и между делом скучно нам», – продолжал он. Слова для него не имели никакого смысла, зато мелодия… Она говорила ему о фривольности новой эпохи джаза, о коктейлях, о продавщицах сигарет, она заставляла его щегольски зализывать волосы назад, в то время как у Дездемоны его пение вызывало совсем иные чувства. Она представляла себе сомнительные бары, которые посещал ее брат в городе, где курили гашиш и исполняли американскую музыку, где пели распутные женщины (Левти тем временем надевает новый костюм в полоску и вкладывает в карман пиджака красный носовой платок, гармонирующий с его красным галстуком), и внутри у нее зарождалось какое-то странное чувство, от которого становилось щекотно в животе, – смесь обиды, горечи и еще чего-то без названия и более всего доставлявшего боль. «У нас нет денег и машины, дорогая», – мурлыкал Левти слащавым тенором, который я унаследовал от него; а в ушах Дездемоны уже снова звучал голос матери – последние слова Ефросиньи Стефанидис, которые та произнесла, умирая от огнестрельного ранения: «Позаботься о Левти. Обещай мне. Найди ему хорошую жену!» – и голос самой Дездемоны, отвечавшей сквозь слезы: «Обещаю! Обещаю!» Все это одновременно звучало в ее голове, когда она направлялась к дому. Она вошла в крохотную кухоньку, где готовила обед (на одну персону), и тут же направилась в спальню, которую делила с братом. «Мы без монет в кармане, а потому, родная… – продолжал он петь, застегивая запонки и расчесывая на пробор волосы, и тут увидел свою сестру, – нам скучно, скучно нам», – допел он пианиссимо и умолк.
На мгновение в зеркале отразились лица обоих. В свои двадцать лет, еще без плохо подогнанных вставных челюстей и выдуманной инвалидности, моя бабка была настоящей красавицей. Она заплетала свои черные волосы и убирала косы под платок. Не изящные девчоночьи косички, а тяжелые женские косы, источающие природную силу и похожие на хвост бобра. Эти косы вобрали в себя все двадцать лет ее жизни со сменой времен года и погодными катаклизмами, и, когда она расплетала их по вечерам, волосы падали до самого пояса. Но теперь в них были вплетены черные шелковые ленты, отчего косы сделались еще более величественными, – впрочем, под платком мало кто их видел. Доступным для всеобщего обозрения оставалось лишь бледное восковое лицо Дездемоны с огромными печальными глазами. Не могу не упомянуть без зависти, которую испытывала некогда плоскогрудая девчонка, и роскошную фигуру Дездемоны. Ее тело приводило в смущение. Оно заявляло о себе совершенно независимо от ее желания. Оно то и дело