Фатум. Том второй. Голова Горгоны.. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский
Читать онлайн книгу.
бить кулаками по тяжелым плечам.
– Саб-ри-на! Саб-ри-на! – рвали ее слух истошные причитания отца и матери, сдерживаемых драгунами.
Сыч лишь сыпал бобами хохота. Тыльной стороной ладони он ударил мексиканку по лицу. Задохнувшись от боли, она обмякла, руки упали.
Прикосновение юной, полуобнаженной плоти разбередило Рамона. Девчонка теперь лежала тихо, раскинувшись, будто спала. Кофта и юбка были разодраны и сбиты в нелепый комок на поясе, из-под которого зазорно темнела сдвинутая бронза ног.
Сквозь туман слез Сабрина смутно осознала: с нее срывают остатки белья. Дель Оро свирепо, с животным натиском навалился сверху. Она вскрикнула: меж лопаток зло вгрызлась каменистая галька.
Насильник озверел, комкая несопротивляющееся тело, кусал и рычал, чувствуя пред собой какой-то манящий омут. Он не слышал ни хохота, ни криков, ни плача: всё двигалось и шумело где-то там, над ним, а здесь лежало тугое, податливое тело, которое он с жадностью мял, впиваясь ногтями, и жарко дышал в украшенное бисерной ниткой ухо:
– Ну-ну, отзовись же красавица! Ты не хочешь меня? Не нужно так бояться солдат… Мы же любим вас, крепкозадых кобылиц. Не строй из себя монашку, все уже видели твои сиськи!
Пальцы метиса судорожно расстегивали ремень штанов, глаза поедали плавные выпуклости смуглых грудей, когда свет заслонила фигура крепко сбитого человека.
– Кого я вижу! Падре!.. Уж не собрался ли ты помочь мне облагодетельствовать эту девку? – волонтер вызывающе скалился, оценивающим взглядом щупая доминиканца.
Тот молчал. Темно-серые глаза неподвижно смотрели в самый центр лба Рамона.
– Эй, ты что? Брось так таращиться на меня! – дель Оро воинственно откинул сомбреро на спину. – Иди, иди своей дорогой… отец, ты же умный! Не мешай танцевать влюбленным… Уж я то знаю, что она соскучилась о звере между ног…
Вместо ответа Игнасио протянул ему руку. Метис усмехнулся, выбросив свою. Чутье волонтера шепнуло: «ловушка!» – но поздно. Пальцы монаха впились в клешню Сыча, как стальные зубья капкана.
– Кто же так делает, сынок? – доминиканец рванул насильника на себя. – Тебе еще учиться и учиться… Но я помогу тебе.
В следующее мгновение боль ослепила Рамона, едва не лишив чувств.
Удары кулаков были часты и беспощадны, как каменный дождь. Сыч был зол на весь мир, кровь тупо пульсировала в горле и черепе, короткие, с обгрызанными чуть не до корней ногтями пальцы тщетно пытались выхватить из ножен саблю.
Пару раз удары священника загоняли его в узкий проход корраля, где зычно ревела недоенная скотина. Он поднимался, падал и вновь вставал, умызганный слякотью навоза, облепленный сеном и пухом птицы.
Шарахаясь из стороны в сторону, он попытался отбежать, но метнувшийся следом кулак Игнасио настиг его, точно брошенный камень. Цокнули зубы, рот Рамона наполнился кровью. Утробно рыча, он схаркнул красной слизью вперемежку с белой эмалью и пал на колени.
«Господи, помилуй меня, грешного», – спазмы удушья рвали нутро настоятеля Санта-Инез.