Она не гадала на суженого-ряженого, не лила в воду расплавленный воск, не жгла перед зеркалом свечи, и не просила ни бога, ни черта о том, чтобы их дорожки когда-нибудь снова пересеклись.

      Она даже думать о нем забыла. Вернее, старалась больше никогда о нем не думать и не вспоминать вовсе.

      И уж, конечно, не звала его.

      А он пришел.

      Пришел сам.

      Явился, отчего Аурика, по идее, должна была бы не на шутку на него разозлиться, потому что это ведь совершенно неправильно заявляться к девушке без какого-либо предупреждения и приглашения, и уж совсем никуда не гоже вот так вот бессовестно бередить забытое прошлое.

      Ну, почти совсем уже забытое прошлое, хотя с момента их расставания прошло на самом деле не так уж и много времени.

      Он медленно и неслышно прошел по ледяному полу и остановился перед кроватью.

      Закутавшись в одеяло и делая вид что спит, Аурика замерла.

      И он стоял и смотрел на нее, не мигая, своими бездонными как космос глазами, и не было в его взгляде ни той привычной жгучей злости, ни дикой ярости, ни ядовитых этих вечных фирменных его укоров, а одно только безграничное спокойствие и любовь, от которых было так хорошо, так уютно, так светло и тепло…

      По идее надо было бы спросить его, каким рейсом он прилетел и где оставил багаж, и как вообще сумел разыскать ее на бескрайних заснеженных просторах Сибири, но говорить ни о чем не хотелось. Хотелось просто молчать. И еще хотелось, чтобы это счастливое мгновение никогда не заканчивалось.

      На оконном стекле алмазным блеском переливались узоры.

      Аурика ждала.

      Она знала все, что будет дальше.

      Знала, что через мгновение он опустится на пол и будет какое-то время смотреть на нее вблизи, любуясь призрачно белой в свете луны кожей, будет любоваться ее длинными ресницами и разметанными по подушке волосами, после чего осторожно уберет с ее лица непослушную прядку, приблизится и прикоснется губами сначала к ее лбу, потом к виску, скользнет по щеке и, наконец, приблизится к губам.

      И тогда она откроет глаза, радостно засмеется и обовьет его шею своими руками, и запутается пальцами в его волосах, и притянет его такого озябшего и холодного к себе, под одеяло.

      И уже потом, когда он согреется, она с тихим восторгом начнет осыпать его лицо поцелуями.