Городской я. Московский и псковский.

      Ленинградский. Росток площадей,

      переулков, парадных и скользких

      тротуарных осенних дождей.

      Здесь глухи и стозевны квартиры.

      Здесь соседи воюют с судьбой.

      В небесах просверлившие дыры,

      телемачты довольны собой.

      Здесь и беды мои, и просветы

      в бедах. Правда, просветы редки.

      Здесь киоски, афиши, газеты,

      здесь рука протянулась реки,

      где купаться нельзя…

      Мирозданья

      неземное сиянье и вихрь

      так далеко! Я скоро устану,

      я плутаю в дворах проходных.

      А в горах, под привычной звездою,

      с мирозданьем един, до утра,

      терпелив, безмятежен, спокоен,

      греет руки пастух у костра.

      Как безупречна гибель в блеске сцены!

      Порок кляня. И шпагою звеня.

      Но в жизни

      смерть постигли перемены.

      Сначала речь покинула меня.

      Порок бушует, как, едрена мать,

      и прежде бесновался в мире этом.

      А я замолк. Не пользуюсь моментом,

      хотя по роли требуется мат.

      Стою без слов. Не досказав. Немой.

      Не уползти, не скрыться за кулисы.

      Текст расхватали подставные лица,

      Хотя, признаться, не ахти какой.

      А правда ныне смело вопиет

      и требует снести и переставить,

      и срочно непонятное исправить.

      Разверст ее кровоточащий рот.

      И вот – вперед. Ликуя и трубя.

      Такое время, полоса такая.

      Забыл слова. Смолкаю. Отвыкаю.

      Сначала отвыкаю от себя.

      Отныне ставлю вас в известность,

      что без отсрочки, проволочки

      я выбыл из игры нечестной.

      На этом я поставил точку.

      Забыл отныне своды правил,

      условий и другой муры.

      На этом точку я поставил

      и вышел с Богом из игры.

      Кто хочет – салит, ловит, тащит,

      кто хочет – бьется в стенку лбом.

      Отныне скромный и молчащий,

      поставил точку я на том.

      Не могу напиться с неприятными людьми.

      Сколько ни пью – не напиваюсь.

      Они уже напились, а я – никак.

      И только понимаю их еще лучше.

      И чем больше понимаю – тем противней.

      Никогда не пейте с неприятными людьми!

      Это, что ли, жизнь кончается?

      Пять. Четыре. Три…

      Под ногой доска качается

      и конец игры?

      Это значит – притомились?

      До свиданья всем?

      Но со счета где-то сбились.

      Десять! Восемь! Семь!

      Сроки снова отменяются.

      Это мне за