Дух оперы. Владимир Фёдорович Власов
Читать онлайн книгу.
в институте.
Так я впервые познакомился с Человеком-птицей, который собирался изменить наш мир.
2. Прогулка по площади
Утром я встал с больной головой, проснувшись очень рано. Мне нужно было привести себя в порядок и окончательно протрезветь. О вчерашнем дне я помнил смутно. Мне тут же пришли в голову слова Альберта Эйнштейна о том, где он говорил, что время есть ключ к пониманию любой относительности, где движение есть функция времени, но время, само по себе, – понятие относительное, и поэтому абсолютного времени не существует, и что всё, как и время, существует относительно чего-то. В этом я уже давно убедился, потому что моё собственное время текло необычным образом. Его течение то появлялось, то исчезало, как бурная река, уходящая в одном месте под землю, и вновь пробивающаяся на поверхность – в другом. Так и моё время, то скрывалось в моём подсознании, то ярко вырывалось наружу и текло стремительно, как бурный поток или водопад.
Я попытался вспомнить, что вчера происходило со мной, и в моей голове кое-что всплывало, подобно некому миражу, возникающему из тумана. В моих воспоминаниях время отложилось как фрагментарное проявление действительности, но была ли это действительность? Мне нужно было во всём этом разобраться. А разбираться можно было только, оставаясь наедине с самим собой, одним словом, стать «одиноким человеком с площади». Мне захотелось прогуляться по утреннему городу, проветриться. Может быть, подумал я, голова и перестанет болеть.
Было ещё темно и довольно холодно, но трамваи уже ходили. Я привёл себя в порядок, оделся и вышел на улицу. Холод меня быстро отрезвлял, и мои мысли приходили в порядок. Сев в трамвай, я постарался вспомнить все подробности вчерашнего вечера.
Трамвай направлялся в центр города по заснеженным улицам, скрежеща колёсами по рельсам на поворотах и издавая тревожные звонки. Пассажиров в вагоне было совсем немного, многие из них пребывали в полусонном состоянии. Я сидел в свете электрического освещения, который отражался от стекла окна вагона, как бы создавая двухмерность пространства отражённого внутреннего освещения и проникающих в движении лучей уличных фонарей. Эта меняющаяся двухмерность пространства немного смущала меня, как бы напоминая о моём собственном душевном разделении на два мира: на мир внутренний и мир внешний. Из этих миров состояла ни только моя душа, но также, как я полагал, допуская такую вероятность, и души других пассажиров, едущих в трамвае.
Мне нужно было вспомнить всё произошедшее накануне, дать ему оценку и разобраться в некоторых сложностях. Все эти воспоминания лежали спрессованными где-то в глубине моей души. Так что же вчера произошло? Я попытался напрячь память, и вдруг вспомнил эпизод совершенно забытый, который проявился в моём сознании, как некая возникшая перед глазами действительность.
Когда мы уже возвращались на такси в общежитие, между мной и Луиджи возник некий спор, даже не спор, а что-то, наподобие выяснения отношений, складывающихся между нами. Произошёл буквально