Мозаика жизни. Джули Чхартишвили
Читать онлайн книгу.
Папина часть окопалась у края большого заводского двора завода им. Кирова или Карпова (не помню) в Керчи. В здании завода уже немцы. За спиной у наших солдат – полоса пляжа и море. Чёрное море. Над позицией наших солдат низко пролетают немецкие самолёты. Просто расстреливают наших солдат. Наших самолётов не видно. Прошёл слух, что отдан приказ «отступать». Кто как может. Но куда? За спиной море. Любое движение по линии окопов пресекается выстрелами из заводского здания и сверху, с самолётов. «Не верь» – говорил мне отец, «что снаряд дважды не попадает в одно и то же место. Попадает, даже трижды». Немцы не торопились. Они понимали, что оставшейся горсточке солдат никуда не деться. Наши понимали, что это последний день. Завтра – смерть или плен. Папа набрасывает последнее послание маме. «Я не буду уничтожать партбилет и последний патрон в пистолете – мой. Не верь, если скажут, что я попал в плен. Джулю отдай в русскую школу…» Эту записку он передал маме потом при первой встрече. Напряжение нарастало. У некоторых не выдерживали нервы. Пулемётчик, лежащий рядом с отцом, вдруг вскочил и с криком «а-а-а» побежал по заводскому двору. Его тут же расстреляли. Стреляли с двух сторон. Наступила ночь. Вдруг папа услышал лёгкий шум со стороны моря и тихий голос: «Хлопцы, тихо перебирайтесь сюда». Старик-украинец подплыл к ним на своей лодке. Папа и находящиеся вокруг солдаты тихо перебрались в лодку, и старик вывез их в расположение советских войск.
В каком-то из городов Северного Кавказа (не помню в каком), был назначен сбор тех, кто смог выбраться и не попасть в плен. «Тогда немцы в плен не очень брали» – рассказывал папа, «если узнавали, что член партии или офицер, расстреливали на месте». И вот собралась большая толпа, отступивших, так сказать, неорганизованно, советских солдат. У офицеров сорваны ими же погоны. У членов партии где-то выброшены, на случай попадания в плен, партбилеты. Только у моего отца сохранился партбилет, заботливо обёрнутый в какую-то бумажку. Генерал, который беседовал с каждым и направлял поступающих в ту или иную часть, вывел отца перед толпой и продемонстрировал его и его партбилет. И ещё папе дали единственный за время войны двухнедельный отпуск.
И вот как-то утром я проснулась, у бабушки, мне 5 лет, дверь на балкон открыта и вдруг поверх перил балкона начала появляться голова папы. Боже, какая это была радость! Но, исходя из того количества дней, которые ему понадобились для того, чтобы добраться до Тбилиси, папа выехал через два дня, чтобы вовремя приехать в назначенную ему часть. В следующий раз мы его увидели уже в 1946 году.
А вот в Керчь я так и не выбралась.
В тот приезд папа отдал ту записку, о которой я писала в начале главы, маме, а потом никогда не ездил отдыхать на море. Видимо, оно ему напоминало о самых страшных днях жизни.
Керченская эпопея принесла отцу первую награду – «Медаль за отвагу». В начале войны не многих награждали. У папы было несколько наград. Каких? Я не помню.