Тень от шпаги. Морфология литературного произведения. Илья Франк
Читать онлайн книгу.
текстам, так и по обрядам племен, которые продолжали и продолжают вести первобытный образ жизни в уже историческое время) отражают все эти аспекты.
После прохождения обряда подросток превращается во взрослого мужчину-охотника. Он был похоронен в природе и был заново рожден из нее, поэтому он может читать «книгу жизни»: распознавать приметы, понимать следы. (Тут, кстати, стоит вспомнить интерес Пушкина к приметам – как в его литературных произведениях, так и в жизни.) Человек, прошедший обряд, знает звериный и птичий язык. (Так, Зигфрид в «Кольце нибелунга» Рихарда Вагнера убивает Фафнера-дракона, кровь которого случайно попадает на язык героя. После чего Зигфрид вдруг начинает понимать, что ему говорит птичка. И она предупреждает его об опасности, исходящей от карлика Миме, и ведет его к Брюнхильде.) Прошедший обряд может охотиться. Он может жениться. Он обрел власть над миром (так, Зигфрид, убив дракона, получает золотое кольцо, дающее эту власть), а это и есть свобода.
Говоря о власти над миром, я имею в виду не такую власть, к которой стремился, скажем, Александр Македонский, а такую, какую ощутил, например, Петя Ростов в романе Толстого «Война и мир», когда весь внешний мир вдруг вошел в его внутреннюю музыку:
«Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто-то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля.
И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой-то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
“Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись вперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй, моя музыка! Ну!..”
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. “Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу”, – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
“Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще, радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!” – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские.