«Ему нравилось это чудное их слияние в одно, эти признаки людной столицы и пустыни вместе: дворец (1), колонны (2), тра-

      ва (3), дикие кусты, бегущие по стенам (4), трепещущий рынок среди темных молчаливых, заслоненных снизу, громад (5), живой крик рыбного продавца у портика (6), лимонадчик с воздушной украшенной зеленью лавчонок перед Пантеоном (7).

      Ему нравилась /…/

      Ему нравились /…/»[96].

      Все основные состояния хаоса передаются в литературе Гоголя тремя доминирующими видами куч: одни исчислимые, другие неисчислимые, и третий вид – исчисляемые. Число исчисляет, т. е. разделяет между собой образы куч и придает им ритмическое своеобразие во времени. Если первый вид указывает на завершение ритмического начала в форме произведения (гармоническое), то второй, напротив, – на незавершенность и неопределенность, на открытость бесконечному (дисгармоническое), и, наконец, третий вид – на все то, что происходит «сейчас и здесь» в настоящем времени. Этот вид кучи дается в динамике ее становления, ритмически, а не в гармонизации избранного ряда качеств. Каждый вид кучи может быть преобразован в другой. Без числа ритмического мы не в силах постигнуть формальные основания литературного опыта Гоголя, ведь число – кодирует ритмическую структуру высказывания (до и часто против всякой грамматики), оно индивидуально и реально[97].

      С годами Гоголь становился все более утонченным мастером этих подвижных лент описания (реестров, коллекций, инвентарей). Где начинается одно, что подчиняется методу исчисления, а где другое – что не подчиняется? Конечно, как исчислимая, так и неисчислимая кучи соотносятся с возможностями рассказчика: первая доступна описанию, наблюдению, оценке и счету, – можно замкнуть ряд и установить ритмическое целое; далее – наделить гармоническим ладом любую избыточность или эксцесс числа 7 (+/-2). В то время как образ второго рода кучи относится к бесконечно малому, или бесконечно большому множеству, – к тому, чем рассказчик не в силах овладеть и подвергнуть гармонизующему исчислению, – это вихри, пары, туманности, протоки и массы. Как «нативный» писатель Гоголь был не в состоянии контролировать письмо, оно было для него природным явлением. Невозможно «принудить себя к письму, раз не пишется», и вот вдруг начинает «хорошо работаться», и письмо движется, все более разветвляется, даже разливается в широкий единый поток… Но что значит писать? Это значит использовать в каждый момент определенный резерв памяти, и эта память должна быть соизмерима с быстротой записи (совпадать с игрой воображения). Тогда писать – это копировать, переписывать, плагиировать. Вот клочки бумаги, на которых нанесены какие-то знаки, высказывания, и, прежде всего, нужные «словечки». Подобное ключевое слово, если оно и было записано, то потому, что было необычным, позволяющим удерживать в памяти целую сеть сопутствующих ему образов. Ключевое слово – код, который позволяет открыть оперативный слой памяти, и тем самым сохранить не тот его смысл и контекст,