Прекрасное человеческое существо. Мария Прукс
Читать онлайн книгу.
подобрала подол длинной юбки и опустилась на корточки, чтобы ее глаза более-менее находились вровень с глазами девочки, и фокусировать зрение на чем-либо другом, кроме как на плоском лице сестры папочки, стало невозможно. У Лизы и на это был припасен прием. В порыве фальшивой нежности она приобняла сестру папочки за шею, уткнувшись носом в ее распущенные волосы, – это освобождало от необходимости смотреть.
Папочка меланхолично наблюдал за сценой.
Втроем они расселись за накрытым столом. Скромный, но вкусный ужин уже ждал вилок и ножей.
– Ох, ты так и не научил ее правильно держать приборы, брат, – с невыразимой трагедией произнесла Адасса. В ее маленьких глазках навернулись показательные слезы. – Смотри, как она режет этот несчастный кусочек. Бедная, да еще такими малокровными пальчиками!
Лиза не отреагировала. Это было у них вроде религии, своеобразным подходом к жизни, крепко укоренившимся в их культуре: возводить страдания и унижения покоренных существ в нечто высокое, облагораживающее все их глубинное существо. Этакая секта тонких натур, самых настоящих садистов-эстетов.
Скорбь была для них всем, наипервейшим чувством. Жизнь обретала для них особый смысл, только если страдания иных не прекращались. Лиза давно уже свыклась с этим, она понимала, что играет не последнюю роль, но все равно всю сознательную жизнь не могла избавиться от гадкого ощущения, что над ней просто потешаются. Страдания маниакально создавали с особым усердием, творили, как произведение искусства, которым принято восхищаться с чувством глубокого неравнодушия, злого и противоестественного. Скорби буквально поклонялись, даже сам процесс состоял из множества ритуальных, утвержденных высшим регламентом жестов и надлежащих пассов (с особым усердием шла в ход выразительная мимика), но собственное благополучие берегли пуще всего на свете. Лиза не была вовлечена в мистическую жизнь своего папочки и его народа, ей и не положено было – она была по другую сторону баррикад.
Весь ужин сестра папочки распылялась в пространных рассуждениях о нюансах воспитания, в которых руководствовалась собственными зверскими критериями идеала, в то время как папочка, склонившись над своим почти нетронутым рагу, сопровождал тирады сестры взглядом, полным немого обожания. Ее змеиный голосок никогда ему не приедался, сколько бы он ни внимал. Приглушенный абажуром свет, плотно закрытые ставни, черная скатерть помогали брату и сестре совместно погружаться в нужное настроение, и казалось, будто все, что входило в традиции семейного дня, оборачивалось милым времяпрепровождением для всех, кроме Лизы. Она имела разнесчастный вид. Притихшая и чересчур опрятная за столом, она как можно более незаметно боролась с чувством стыда за свои неумелые руки и пока позорно проигрывала эту борьбу. Нож и вилка наотрез отказывались заводить дружбу с ее пальцами, а бросаемые время от времени хлесткие взгляды Адассы окончательно выводили девушку из равновесия,