Один – слезу утри

      1[1]

      Я дожидаюсь полуночи. С последним ударом церковных часов я пускаюсь бежать по мостовой, едва касаясь булыжника загрубевшими пятками. Анноне уже затих, засыпая: жители задвинули ставни, потушили свечи. Городок сопит, погружаясь в дремоту. А мне только того и нужно: я наконец осталась наедине со звездами, и впереди маячит обещание награды за мои труды. Эта часть города с темными и извилистыми, как звериные лазы, улочками зовется Гнездом. Приличные, законопослушные граждане сюда не заглядывают. Да и вам бы не захотелось. Я-то темноты не боюсь: когда промышляешь воровством, дневной свет куда опаснее.

      Однако сегодня, должна признаться, нервишки у меня пошаливают: я вся вспотела, хотя стоит холодная мартовская ночь. А все потому, что меня почти против воли впутали в одно дельце. Так называемый клиент подсторожил меня в сумерках у кафе «Крылышки».

      – Это ты Сорока? – с места в карьер спросила женщина. Она оглядела меня с ног до головы своими странными бледными глазами, словно у пастушьей собаки.

      Подбоченившись, я уставилась на нее в ответ.

      Интересно, что она подумала обо мне… о девчонке, слишком смуглой для этих краев?

      – А что? Вы-то сами кто будете?

      Нельзя доверять незнакомцам, которые называют вас по имени.

      – Меня зовут миссис Делакруа. Мне сказали, что я найду тебя здесь. Тебя и эту твою… птицу.

      Она имела в виду Коко, моего ручного петуха. Сейчас он – как и всегда, впрочем, – сидел в сумке, которую я специально смастерила для него и носила через плечо.

      – А еще мне сказали, что ты лучшая воровка на многие мили вокруг. Если это правда, то я с радостью предложу тебе небольшой заказ.

      Не поймите меня неправильно: я не закоренелая преступница. Я никого не убивала, лошадей не крала. Я – карманница, пальцевых дел мастерица. То горбуху хлеба стяну, то пару монет, просто чтобы нам с Коко не умереть от голода. Я забираю у богатеев то, что они по глупости оставляют на виду, так что в каком-то смысле это даже урок, а не преступление. Я работаю в одиночестве и заказов не беру. Так проще.

      Однако ей, этой миссис Делакруа, страшно хотелось, чтобы я принесла ей ларчик из дома на Рю-де-Сантим. В своем простом черном платье она выглядела вполне прилично, почти как гувернантка или монахиня. Интересно, подумала я, почему она сама не может пойти и забрать этот ларчик?

      – Простите, миссис, но я на заказ не работаю.

      Судя по всему, ответ ее не обрадовал. От ее пронзительного взгляда у меня по телу побежали мурашки. Я решила, что доверять миссис Делакруа не стоит, и уже развернулась уходить.

      – У меня хитростью отобрали то, что принадлежит мне по праву. И мне нужно вернуть содержимое этого ларца, – чуть ли не с мольбой в голосе объяснила она. – Прошу, не отказывай сразу. Подумай над моим предложением.

      И что бы вы думали? Она раскрыла ладонь (кстати, на ней были перчатки – дорогие, ладные, из хорошей кожи), и я увидела у нее в руке пять золотых. ПЯТЬ!

      Естественно, я тут же передумала.

      – Ладно, – ответила я быстро. – По рукам.

      Она бросила взгляд на Коко:

      – Но птицу с собой не бери. Еще поднимет шум.

      – Нет, миссис, он будет сидеть тихо.

      И я не врала: с тех пор как я спасла его с арены петушиных боев несколько месяцев тому назад, Коко по большей части спал, ел червей и отращивал новые блестящие перышки взамен выщипанных. Я ни разу не слышала, чтобы он кукарекал.

      – Птицу не бери, – повторила миссис Делакруа.

      Мне не хотелось его оставлять. Но и лишаться пяти золотых тоже было неохота.