После той ночи мы больше не увиделись… но я долго ее помнил. Все-таки есть что-то в русских женщинах такое… то, что позволяет растопить даже толстый лед, каким бывают покрыты наши души. И не их вина, что оттепель мимолетна, а вот зима – это надолго. Возможно даже, и навсегда…

      Как-то раз один мент, не в жизни, а в фильме, сказал сакраментальную фразу: меня принимали в милицию полгода, а уволили за полдня. Нельзя выразить, как он был прав.

      Только вот правота его ни к чему не ведет. Система живет, и мы, винтики этой системы, тоже живем. Система – жестокая, равнодушная, циничная, злая, как мачеха, но мы все равно продолжаем ей служить. Потому что большинство из нас уже не видят жизни вне стен системы. Ксива и возможность творить что хочешь от имени власти затягивают, как наркота.

      Увольняли меня поспешно и суетно, по компрометирующим основаниям. Пригласили в центральный аппарат МВД на Житной. В свой кабинет меня вызвал зам – Царев. Подхалим и мразь, все, что он может, – это организовывать застолья и заносить. Объявил об изгнании из племени, попросил сдать оружие и служебное удостоверение. Ствол я сдал – у меня не один в нычках заначен, удостоверение я сдавать не стал, заявил о пропаже. С этим я окончательно покинул стены МВД и оказался на улице.

      – Александр Игоревич…

      Я обернулся… Барыбин. Он сидел за рулем старого «Исудзу Трупер»… это я научил: хочешь крутую машину – купи подержанную, может, даже хорошо подержанную, и сохрани чек. Меньше проблем будет.

      – Подвезу?

      Значит, вот кого с отдела послали. Ну… не самый худший выбор… Барыбин был неофициальным лидером в коллективе.

      Машина тронулась…

      – Мы тут… в бардачке, короче. Сколько смогли…

      Я открыл бардачок… там лежал пакет, обмотанный скотчем. Брать, не брать…

      Отрицательно покачал головой

      – Тезка, передай, кому интересно, – я ни к кому претензий не имею. Сам вляпался.

      – Как помогло-то? – невесело сказал Барыбин. – Вы же… лучшим были.

      Я цокнул языком:

      – Бывает. Ладно, не пропаду.

      – Чем заниматься-то будете?

      – А что – интересует? – остро глянул я.

      – Да я так…

      Так, блин…

      – Была бы шея, знаешь. Сейчас не тридцать седьмой год, и на гражданке жить можно.

      – Так…

      – Кого назначили-то?

      – И. о.[4] – Лимника.

      Ну как же. Этот умеет гнуть шею лучше остальных. Я вот что надо – делал, сколько надо – отдавал, но никогда не пресмыкался. Никогда. А Витя Лимник не просто вылизывал начальственную задницу, а делал это старательно и с душой.

      И мне не хочется представлять, что будет, если его утвердят.